Следующую фигуру — параллелепипед, поставил в тот же ряд на самую последнюю клетку, подальше от мамы.
— Это отец.
— Почему он не рядом с мамой? — проявила интерес Олеся.
— Он обижал её, заставлял пить. А ей было плохо. Её рвало потом. Но она пила всё равно, чтобы он был добрым и быстрее заснул. Если она отказывалась, он злился, швырял в нас сковородки, табуретки, что первое под руку попало. Я хотел её защитить, но боялся. Мы бы могли уйти от него. Мы бы справились. Но мама думала, что мне нужен отец. А он мне не был нужен. Лучше бы его вообще не было. Но я ей не говорил об этом. Если б мы ушли, она была бы сейчас жива. Всё было бы по-другому.
— Всё было настолько плохо? Не было хороших моментов?
— По пальцам пересчитать. Одной руки. Он так и не понял, что есть вещи важнее чем бутылка. Семья, например.
Следующая фигура — бабушка. Её я поставил сзади фигурки моего деревянного двойника. Бабушка всегда была моей опорой, единственным человеком, которому после смерти родителей я был нужен.
Каждую ночь после переезда к бабушке я видел этот сон.
Зима. Неслышно падают пушистые хлопья снега. Я возвращаюсь из школы. Подхожу к нашему дому. Мама, увидев меня в окно, выбегает встречать. Она останавливается у нашего слегка покосившегося невысокого деревянного забора. На ее волосы падает снег, она смеется и говорит:
— Олежка, наконец-то ты пришел! Мы с папой тебя заждались.
Я хочу войти, но не могу сделать ни шагу, будто ноги приросли к земле. Я протягиваю к маме руки. И мама тянется ко мне, но забор становится непреодолимой преградой, разделяющей нас, границей, за которую не переступить.
— Сынок, Олежка, мы так скучаем по тебе, — по ее щекам текут слёзы.
— Мам, мне сказали, что вы умерли. Я видел гробы, видел кладбище.
— Олежка, что за глупости? Мы живы и мы ждем тебя, но ты не спешишь к нам. Ты совсем не скучаешь, — роняет она с тоской.
— Скучаю. Мне очень тебя не хватает, мама.
Вот открывается входная дверь, и на крыльце появляется отец. Он, кажется, не видит меня и кричит:
— Надя, а самогонка где? Иди наливай.
И тут мгновенно голубое небо затягивают серые тучи. Снег все также падает, но это уже не снег, а хлопья чёрного пепла. Мама испуганно оглядывается по сторонам.
— Олежка, скорее заходи в дом! Что же ты стоишь? — взволнованно выкрикивает, тянет руки, пытается схватить меня.
Пепел падает на нее и, там, где он попадает на кожу, кожа обугливается, обнажает кости, а мама не замечает этого и продолжает кричать:
— Олежка! Олежка! Скорее в дом!
Я чувствую, что в груди начинает печь, будто кто-то вставил мне вместо сердца раскаленный уголь. Кричу от боли, от страха за маму, я не хочу ее терять.
И когда просыпаюсь от собственного крика в мокрой постели, бабушка, как обычно, уже стоит возле моей кровати, вытирает холодный липкий пот с моего лба и прижимает к себе.
— Олежка, все хорошо, не бойся, — шепчет она.
Потом снимает мокрую простыню и переворачивает матрас на другую сторону. Она не упрекает, просто молча стелит свежее белье, но мне очень неловко и стыдно. Затем укладывает в кровать, укрывает одеялом, подоткнув его под мои бока, включает ночник.
— Никак не куплю клеёнку, — каждый раз тихо бормочет, выходя из комнаты.
Бабушка надеялась, что пройдет время, и мои кошмары прекратятся, но когда этого не произошло, она повела меня к врачу. Строгая пожилая женщина в белом халате слушала бабушку, задавала ей вопросы, лишь на пару минут переключилась на меня. Она просила то дотронуться указательными пальцами до кончика носа, то следить за маленьким молоточком, водя им из стороны в сторону, а потом легонько стучала им по моим коленкам и кивала сама себе головой.
Проведя эти манипуляции и потеряв ко мне всякий интерес, стала снова разговаривать с бабушкой.
— Я выпишу ему успокоительное и вот эти таблеточки. Не пугайтесь, это, грубо говоря, для питания мозга. Но препараты не решат все проблемы. Вам нужно постепенно приобщать его к нормальной жизни, не дать замкнуться в себе. Почему вы до сих пор тянете с оформлением в школу? Так вы делаете только хуже. И подумайте о кружках, секциях, о чём-то, что его сможет увлечь.
Когда мы были в дверях, доктор подняла глаза от амбулаторной карты, в которую до этого что-то быстро и отрывисто писала, и окликнула меня:
— Олег, а ты чем бы хотел заниматься?
Я безразлично пожал плечами.
— Мой внук несколько лет занимается в секции по плаванию. Он уже лучший в группе. У него несколько медалей. Плавание хорошо развивает мышцы, тебе не повредит. Ты тоже сможешь стать победителем.
Через несколько дней бабушка с моего довольно вялого согласия потащила меня в бассейн, который был ближе всего к нашему дому. Молодая девушка с кроваво-красными ногтями в одном из кабинетов, нехотя оторвав взгляд от журнала, флегматично ответила, что набор в секцию по плаванию давным-давно закончен и рекомендовала дождаться следующего.
— Вы понимаете, у нас особая ситуация. У Олежки трагически погибли родители, — в бабушкином слегка дрожащем голосе слышалась надежда.
— Я вам глубоко сочувствую, — ответила девушка таким тоном, что стало понятно, ей глубоко плевать на бабушкины слова. — Но, к сожалению, ничем помочь не могу.
— Все с вами ясно. Спасибо, что не отказали, — покачав головой, сказала бабушка с нескрываемой горечью.
— Да вы поймите меня правильно, — девушка всё же отложила журнал в сторону. — Дети уже многому научились, а ваш мальчик — новичок. Он будет балластом для всей группы. Его же надо с нуля учить. То есть, по-вашему, на занятии тренер должен бросить группу и учить вашего мальчика плавать?
— У вас предусмотрены индивидуальные занятия? — бабушка поняла, что девушка права, но сдаваться не собиралась.
— Да, есть, но они вам вряд ли подойдут — стоят недёшево, и вы, скорей всего, их не потянете.
— Интересно, а с чего вы делаете такие выводы? Почему это вы решаете за нас, что нам подойдёт? Ваша работа — предложить, а мы уже определимся, что нам делать дальше.
— Индивидуальные занятия возможны только по согласованию с тренером, но он вряд ли согласится, очень загружен.
— Где мне найти тренера? — бабушка пылала решимостью. Мне показалось, окажись перед ней железобетонная стена, она бы её пробила.
— У Григория Ивановича сейчас занятия. Приходите завтра, — дав понять, что разговор окончен, произнесла девушка.