Очнувшись, первым делом схватился за уши, потом за нос. Рукой задел повязку на щеке. Больно. Вскоре пришла Нина Сергеевна.
— Всё хорошо, боец? Оклемался? Завтра сниму повязку, посмотришь, какую красоту я тебе сотворила. А пока отдыхай. Недельку полежишь, думаю.
— А потом?
— Поживём, увидим.
Нина Сергеевна была права насчет красоты. Уродливый, неровный, выпирающий рубец на щеке превратился в тонкую ярко-красную полоску. Отек еще не спал, но уже понятно, что так намного лучше. Она любовно оглядела свою работу, а я ломал голову, пытаясь понять смысл этой истории с операцией.
Через несколько часов после снятия швов, в палату вошёл невысокий немолодой мужчина, волосы которого тронула седина. Я бы подумал, что он ошибся, но следом влетела Нина Сергеевна и с укором выдохнула:
— Витя, была уверена, что сразу же примчишься. Но здесь мог бы и меня подождать, пока освобожусь. Нет же, нетерпячка! Ну что, я была права? Похож на ангела? Пухлые чувственные губы, ровный нос, серые глаза. Почти совершенное лицо. Пока почти. Пройдёт время, и шрам будет практически незаметен.
Мужчина, затаив дыхание, всматривался, ощупывая пытливым взглядом моё лицо и всё более съёживающуюся фигуру.
— Представляешь, если бы он попал в руки к моим коновалам? Они бы превратили это чудо в чудовище! Разве я могла допустить подобное?
— Да ты у меня вообще умница.
Он медленно, как зачарованный, приблизился ко мне, не дойдя пары шагов. Мне хотелось вжаться в стену, раствориться, исчезнуть, вместо этого широко, до боли развёл губы в стороны и оскалился.
Мужчина посмотрел на Нину, но она пожала плечами.
— Вы ещё в рот забыли мне заглянуть, чтоб зубы проверить, — пояснил я свои действия.
Нина хихикнула, а мужчина поднял широкую бровь, немного подумал, а потом протянул руку и положил на моё плечо. Я дёрнулся словно от электрического разряда, и отскочил на край кушетки.
— Не подходите! Никогда не смейте меня трогать.
— Не бойся, я друг. Я о тебе позабочусь. Обещаю, — убрав руку и отступая назад, сказал мужчина.
— Не передумал? — подала голос Нина.
Он покачал головой и вынул из кармана пиджака пухлый конверт.
— Я сегодня же переговорю с главврачом, — Нина бегло пересчитала купюры. — Он оформит нужные документы. У парня из родственников только прибабахнутая тётка-алкоголичка. Оформишь опеку, господин Астафьев, — и он твой.
Глава 2. Прощай, дурка!
— Бить будете? — осмелев, прервал господина Астафьева. На секунду между его бровями углубилась складка. Он смотрел снизу вверх, сидя передо мной на корточках, ловил мой взгляд и, судя по выражению лица, ему совсем не нравилось то, что он в нём читал.
— Неужели я похож на садиста?
Откуда мне знать? На лбу у него маркером не написано. А я уже понял, что лица могут врать. Внутреннее содержание не всегда соответствует красивому фасаду. Поэтому молчу. Не дождавшись ответа, он убеждает, уговаривает:
— Обещаю, я никогда тебя не обижу. Я позабочусь о тебе, — широкая ладонь мягко накрыла моё колено. И тут же мои пальцы вцепились за край койки, и кажется, ещё немного, и раздастся хруст суставов. Он заметил, как напряглись мои руки, как побелели костяшки, с печальным вздохом поднялся и сел на койку у противоположной стены:
— Я не причиню тебе зла. Никогда.
Он придирчиво осмотрел палату. Уголки его губ брезгливо поджались.
— Раньше я не встречал живых ангелов. Я мало, что знаю об ангелах, но точно уверен — им не место в дурдоме. Олежек, тебе будет гораздо удобнее в нормальном жилье, со всеми необходимыми удобствами. Эти стены, зеленые стены! Они сведут с ума кого угодно. Представь: красивая, уютная комната, светлая, чистая, без въевшегося запаха хлорки, цветочки, компьютер, телевизор, полный холодильник еды.
Смотрю в окно. Начинает накрапывать мелкий дождик, оседая на стекле прозрачными кляксами. Астафьев что-то говорил, говорил. Бессвязно. Или это я не могу всё связать воедино. Похоже, он боится замолчать, боится услышать мой ответ.
— А сад? У вас есть сад? — слишком резко повернул голову в его сторону.
Он растерялся.
— Ну, сад это громко сказано. Пара вишен, слив. А еще скамейка есть, старая такая, деревянная под черёмухой.
— И мне можно будет гулять?
— Не то что можно, даже нужно. Ты хочешь поехать со мной? — он подошёл и протянул руку.
Хочу ли? Точно знаю, что не хочу извиваться под ударами санитаров. Мокрые простыни, скрученные жгутом, с чем-то твёрдым внутри, за любую провинность, за истерику, за слёзы, за крики. Нет следов — значит, не было. Кто тебе, дурачку, поверит? Не хочу, не хочу больше терпеть боль. Не хочу, чтобы привязывали к койке ремнями. Не хочу пугаться бормотания и гримас психов, с которыми сталкиваюсь в узких коридорах и столовой.
Медленно протянул пальцы к его ладони и неожиданно для себя вцепился в неё мёртвой хваткой. Вдруг он передумает и оставит меня здесь? Может, я его не так понял и это не приглашение? Так и вышли за дверь, вдвоём за руку. Он не делал попыток отстраниться, даже успокаивал, когда невольно шарахнулся в сторону от «шкафа» в тёмном костюме, переминающегося с ноги на ногу возле дверного проёма. По молчаливому знаку Астафьева этот здоровенный мужчина бережно набросил на мои плечи лёгкую ветровку. Она немного великовата, хранила древесные ноты парфюма, пахла теплом и домашним уютом.
На улице дождь моросил неприятными холодными каплями, довольно прохладно, но я не хотел отцепляться от спасительной руки, даже для того, чтобы надеть куртку, как нужно. Оглянулся на серое, угрюмое здание лечебницы. В одном из окон маячил Родя. Жаль нельзя показать ему «фак», иначе не застегнутая куртка упадёт в грязь.
То, что господин Астафьев не бедствовал стало понятно исходя из факта наличия у него личной охраны. А когда чёрный «range rover» свернул на мост через Малую Невку в сторону Крестовского острова, я предположил, что на утренний бутерброд с маслом и красной, а может, и чёрной, икрой он зарабатывает. Однако дом меня разочаровал. На фоне соседних зданий элитного закрытого посёлка он смотрелся слишком просто. Не вычурно, не помпезно, без малейшего намека на шик. Обычный двухэтажный дом из тёмно-коричневого кирпича, таращащий круглые окна мансарды на выложенный серой плиткой двор. То, что хозяин не так уж прост, подтверждал только пост охраны у глухого высокого