Сразу на пороге Астафьев потребовал у Вронского отчёт о состоянии моего здоровья, облегченно выдохнул, узнав, что ничего страшного, но поберечься стоит, и поинтересовался, как дела у его сына.
Ночью, когда все спали, Лис пробрался ко мне. Его волосы были мокры после душа. Сладковатый гель не перебил терпкий запах парфюма Астафьева. Я подвинулся к стене, уступая ему место. Он обнял меня и прошептал в шею:
— Я боялся потерять тебя.
Я ничего не ответил, только прижался к нему плотнее.
Если раньше командировки Астафьева я воспринимал с облегчением, то теперь откровенно радовался его отсутствию. Лис мог ночевать в моей комнате, не заводя будильник, чтобы уйти задолго до рассвета. Мне не приходилось стирать с него чужой запах. Независимо от того, ласкали ли мы друг друга до умопомрачения или просто лежали в обнимку, нам было хорошо.
Иногда мы выезжали в кино или погулять в парк или посидеть во всемирно известных забегаловках, поглощая жутко вкусно-вредную еду. Правда, Лис перед нашими совместными прогулками заставил меня пройтись с ним по магазинам и купить «нормальные» вещи вместо «парадно-выходной формы мальчика из глубинки». Астафьевских денег он на меня не жалел, игнорируя мои протесты. Мне всегда было плевать, что на мне надето. Главное, чтобы вещи были чистые и не мятые. Но Лису нравилось выглядеть безупречно. Слова Насти о растянутых трениках я помнил до сих пор и не хотел, чтобы Лис, как и она, стыдился меня. Да и что лукавить, мне нравилось то, что я видел в зеркале, собираясь на прогулку.
Лис долго уговаривал меня сходить с ним в клуб, посмотреть ночную жизнь. Я понял, что он сам хочет расслабиться, и согласился. Но, оказавшись в клубе, тут же пожалел. Лучше бы мы валялись дома на диване, пялясь в телевизор. Яркая фиолетово-синяя подсветка резала глаз. Музыка оглушала, стуча в виски отбойными молотками.
— Нравится? — спросил он.
— Слишком ярко. И шумно. И людей много.
Последнее раздражало меня больше всего.
На подиуме у танцпола крутилась какая-то белобрысая девка в коротком мерцающем топике и крошечных трусиках. Казалось, каждая часть её худенького тела жила независимо от других. Я остановился, глазея на неё. Но Лис ткнул меня в спину и прокричал сквозь музыку:
— Успеешь ещё насмотреться. Пошли к бару.
Последовав примеру Лиса, я уселся на стул у барной стойки. За спиной бармена в несколько уровней стояли разномастные бутылки. Каждый уровень был подсвечен своим цветом. Со стороны смотрелось довольно красиво. Лис что-то заказал бармену, и вскоре в высокий бокал с крупно колотым льдом из шейкера полилась какая-то голубая муть.
— Как тебе? — спросил Лис, когда я слегка пригубил напиток.
— Сладко. Как компот. Только алкоголем пахнет.
Лис недовольно фыркнул и заказал себе такой же. Не успел бармен наполнить бокал, как кто-то окликнул Лиса, глаза его загорелись, и он проворно соскочил со стула, наказав мне никуда не уходить.
— Я скоро. Соскучиться не успеешь, — улыбнулся он.
Медленно дотянул трубочкой коктейль. Лиса всё не было. Сидеть у стойки и ничего не пить мне показалось не правильным. Я потянулся за коктейлем Лиса и так же медленно осушил его. Второй был явно лишним: захотелось в туалет. Окинув толпу взглядом и не заметив Лиса, спросил у бармена, куда идти. Голова немного кружилась. С трудом протискиваясь между людьми, отыскал дверь с нужным значком. После долго мыл руки, набирал в пригоршню холодную воду и плескал в лицо, пытаясь справиться с накатывающей дурнотой. Когда вышел, звук снова обрушился на меня. Перед глазами поплыло, я схватился за стену, безуспешно пытаясь сопротивляться опьянению. Боясь упасть сел на пол, опустив голову на колени. Кто-то толкнул меня в плечо:
— Эй, тебе плохо? Попей, станет легче.
Рука с закатанным рукавом протянула бутылку с водой. Я жадно припал к горлышку и осушил половину бутылки.
Через время полегчало. Головная боль прошла. Музыка перестала раздражать. Я смог подняться и направился к барной стойке. Но завис на танцполе. Музыка звала. Я не мог противостоять её зову. Она расцвела волшебным ярким цветком, пульсирующим в ритме сердца, заполнившим всё пространство огромными подрагивающими лепестками. Она рассыпалась на сотни не различимых ранее ухом полутонов и тут же собиралась в единую объемную картину. Она стала частью меня, золотыми искрами тепла впитывалась под кожу, будила желание двигаться в такт. Она опутывала, связывала всех, находящихся здесь, невидимыми энергетическими нитями в одну большую семью. Мощной волной рушила барьеры между людьми. Здесь все были едины в своём стремлении выразить языком тела движения души, поделиться с миром нахлынувшими эмоциями. Я видел их счастливые лица, улыбался им в ответ. Стало легко и весело. Лис же хотел, чтобы мне было весело. Так что, всё было правильно. Я чувствовал связь с музыкой. Не хотел останавливаться, не хотел, чтобы музыка останавливалась.
Кто-то задел мои бедра, потом ещё раз. Какой-то мужчина улыбнулся, будто извиняясь. Его белая рубашка с закатанными до локтей рукавами была расстёгнута наполовину. Он был слишком близко. Его тело почти касалось моего, и я чувствовал исходящий от него жар. И мне это нравилось. Наверное, он хороший парень. Ведь только хорошие парни могут так открыто улыбаться. Он смотрел, не отрываясь, на меня почти черными глазами, в которых читалось: я танцую для тебя. Внезапно я ощутил свою руку в его руке. Он увлёкал за собой.
— Подожди, мне нужно найти Лиса, — я попытался перекричать музыку.
— Я провожу тебя к нему, — почти прочитал по его губам.
Мы прорывались сквозь колыхающиеся тела, пока не очутились перед малиновой стеной. Мужчина сдвинул занавес, и мы очутились в уютной кабинке с пунцовыми бархатными диванчиками и широким столом посередине, заставленным грязной пустой посудой и рюмками. Он подтолкнул меня к столу, вжал в него, одной рукой сдвинул посуду в сторону, чтоб не мешала, другой обхватил меня за талию.
— Где Лис? Лис! — позвал я.
— Зачем тебе он? Ведь есть я. Тебе понравится, — его прерывистое жаркое дыхание опалило шею. Рука огладила живот, и волны мурашек побежали по коже. Его бедра покачивались сзади из стороны в сторону, прижимаясь, будто продолжали танцевать. Ладонь легла на поясницу, властно побуждая прогнуться. Щёлкнула пряжка ремня. Мои джинсы поползли вниз.
Где-то по краю сознания промелькнула мысль, что что-то идёт не так. Несмотря на то, что тело жаждало прикосновений, внутри зрел протест.
— Лис! Лис! — что было сил крикнул.
И почти сразу услышал отборный мат. Громкий хлопок.