Наконец, я придумал один вариант решения проблемы. Тогда он мне показался самым приемлемым. Реакция Астафьева была бы непредсказуема, поэтому я исключил его как слабое звено. Теперь осталось самое сложное — убедить Лиса.
Я заглянул к Лису в комнату. Он ожидаемо валялся на кровати, слушал музыку. Увидев меня, он вытащил наушники.
— Скажи, я тебе хоть немного дорог? — начал я с порога.
— Что ты от меня хочешь? Мне уже не нравится этот разговор.
Решил не тянуть кота за хвост и вывалить сразу все мысли.
— Ты смог бы бросить всё и уехать?
— Куда?
— У меня остался дом от родителей. Правда, небольшой и в селе. И в нём давно никто не жил. Но там очень красивый сад. Летом всегда много фруктов. А ещё рядом речка. Там можно ловить рыбу.
— Звучит заманчиво, малыш. Но Астафьев не отпустит.
— А мы сбежим! — воодушевленный тем, что он хотя бы слушает, продолжил.
— Без денег и документов далеко не убежишь.
— Мы доедем автостопом. А там будем выращивать овощи на огороде. Рядом лес, дрова покупать уже не нужно. Можно наниматься к соседям на подработку. Платить, правда, будут мало, но, если всё правильно рассчитать, прожить будет можно. Потом заведём хозяйство, хотя бы курочек — уже будут яйца и мясо.
— И будем встречать закат на реке. Я в кресле-качалке в соломенной шляпе с клетчатым пледом на плечах и ты с удочкой в руках. Прекрасная пара: наркоман и псих!
— Я серьёзно, а ты…
— И я серьёзно. Не глупи, малыш. Нам никто не даст уехать, найдут, вернут и накажут.
— Ну, мы же выезжали в город, — привёл я главный аргумент.
— Поводок слишком короткий. Обид Астафьев не прощает никому.
— Мне кажется, ты на него наговариваешь. Он спас меня. Вытащил из дурки. Он хороший.
— Я тоже ему благодарен. Он много сделал для меня. Но, поверь, я знаю, о чём говорю.
— Ты даже не хочешь попытаться! — воскликнул с отчаянием.
— Не хочу. Потому что знаю, чем все обернётся.
— А мне кажется, ты не хочешь потому, что в этом доме у тебя всё есть. Тебе просто нравится такая жизнь. Дорогие шмотки, клубы, его кредитка. И для этого тебе ничего не нужно делать.
— Да, мне нравится такая жизнь. Я не хочу ходить в рванье и дохнуть под забором от голода, — улыбнулся он.
— И в бордель ты устроился потому, что хотел красивой жизни.
— Устроился? Ну и слово ты подобрал! — Лис хлопнул ладонью по лицу и покачал головой. — Ты думаешь, я сам туда пришёл? Ну, а что, работа же не пыльная. Так? Как раз по мне. Трудовой договор подписали и в трудовую книжку запись сделали. А потом еще запись и еще, как передовику производства. И орден во всю грудь за трудовые тыловые заслуги.
Он смеялся, смеялся надо мной, над моей попыткой помочь ему. Его всё устраивало. Он ничего не хотел менять.
— Скажи мне правду. Если бы я поставил тебя перед выбором: героин или я, что бы ты выбрал?
— Конечно, героин. Без тебя я проживу, а без него уже нет, — он ответил без промедления.
— Я все эти дни думал. Думал, что всё, что произошло со мной, не случайно. Всё это плата судьбе за то, чтобы встретить тебя. Чтобы тебя спасти, — я еле сдерживал слёзы. Он не должен их видеть. Говорил тихо, чтобы голос не задрожал.
— Слишком поздно меня спасать. Да и не нужно мне это.
— Ну и оставайся со своим героином! — выкрикнул и бросился из комнаты, хлопнув напоследок дверью.
Героин ему дороже! Без меня проживёт! Ну и живи без меня. Если я тебе не нужен, я не нужен никому. Размазывал злые слёзы по щекам, сдерживая порыв разреветься в голос. Что ты скажешь, когда увидишь разбитое тело в крови на плитке двора? Дрогнет твоё сердце? Но ты же сделал свой выбор. Догонишься дозой, и всё твое сожаление обо мне обратится в дым. Быстро пробирался на третий этаж. Шансов выжить меньше, как и шансов, что меня остановят. Там окно в коридоре как раз подходящее. Коридор был освещён. Астафьев свет совсем не экономит. Я встал на широкий подоконник и потянулся к оконной ручке.
Руки тряслись, как у паралитика. Наконец, у меня получилось открыть створку. Повеяло лёгкой прохладой июньской ночи. Занёс ногу, клетчатая тапка сорвалась с ноги и шлёпнулась о плитку. Невольно схватился за раму. Живот скрутило. Какой короткий полёт. А мой будет ещё короче. Растянул широкую улыбку, уголки губ дрожали от напряжения. Зажмурился и сделал шаг вперёд.
И упал. Но назад, увлечённый неведомой силой, чуть не вывернувшей мне плечо. Больно ушибся бедром о подоконник. И тут же оказался стоящим на полу, крепко стиснутый — ни пошевелиться, ни вздохнуть.
— Успел! Успел! Слава богу, — тяжело, прерывисто дохнуло в ухо.
Тут же тело резко развернули, и я оказался перед лицом своего спасителя. Его руки до боли сжимали мои плечи, а глаза цепко вглядывались.
— Зачем? Почему? — Астафьев всё ещё не мог восстановить дыхание.
Горло сдавило спазмом. Слёзы душили.
— Я не нужен.
— Кому ты не нужен?
— Никому! — выкрикнул в лицо. — Понятно? Никому!
— Мне нужен, — спокойно ответил он и прижал к себе по-отечески крепко, водил ладонью по дрожащей спине, успокаивал.
— Я хотел спасти, — рыдал в домашний затасканный Астафьевский джемпер. — И не смог. Я не могу никого спасти.
— Ты меня спасаешь, — он коснулся затылка, перебирая волосы, прижался к виску колючей щекой.
Так стояли до тех пор, пока мои судорожные всхлипы не прекратились.
— Ну что, пойдём? — сказал наконец он.
Я кивнул.
На подгибающихся ногах спустился с лестницы. Несколько раз споткнулся. Астафьев не выпускал меня ни на секунду, боялся, что я упаду. Слёзы то катились градом, то прекращались, а потом опять начинали литься.
Я не понял, как оказался в его спальне сидящим на кровати с идиотским сиреневым балдахином. Горячая рука обнимала за плечо, другая вытирала слёзы, царапая щёки своей шершавостью.
— Олежка, как бы я жил, дурачок, если бы ты прыгнул? Ты же мой ангел. Мой синеокий ангел-хранитель. Без тебя мне жизни нет. Понял это сразу, как только увидел тебя там, в палате, испуганного, взъерошенного, хрупкого, отчаянно цепляющегося худенькими пальчиками за простыню. Сердце