— Мы должны им помочь, — Нина остановилась рядом с женщиной, чьи голени представляли собой кровавое месиво из свисающих лоскутов кожи и оголенных мышц. — Это живые люди, Макар. Они просто оказались не в том месте и не в то время.
Я окинул взглядом разношёрстную толпу обречённых — десятки, если не сотни человек. Многие не могли даже стоять, не то что идти.
— Знаешь что? В той гостинице, где мы ночевали, есть крыша над головой и какие-никакие запасы, — я прикинул расстояние. — Кто может идти — пусть двигают туда. Там можно дождаться помощи.
— Ты издеваешься? — Нина оторвалась от осмотра раненой женщины. — Посмотри на них! Большинство не сможет преодолеть даже сотню метров. Им нужна медицинская помощь, еда, чистая вода… И если мы их бросим, ночью сюда сбегутся все мертвяки в округе!
— И что ты предлагаешь? — я наконец остановился, чувствуя, как в суставах нарастает тянущая боль — первые признаки отката от Сафара. — Какое красивое решение ты придумала? Загрузить их всех в одну машину, как грёбаном цирковом номере? — я широким жестом обвёл поле, усеянное телами и живыми, похожими на ходячие трупы. — Или, может, ты предлагаешь выбрать счастливчиков, которых мы спасём, а остальным пожелать удачи?
Диана молча наблюдала за нашим спором, крепко держа Настю за руку. Девочка вжалась в её ногу, испуганно оглядываясь на собирающихся вокруг нас людей.
Их становилось всё больше. Мужик с разбитым лицом, похожим на кровавую кашу — уцелел только один глаз, да и тот заплыл. Пацан лет шестнадцати с абсолютно пустым взглядом. Старик, едва держащийся на ногах — кожа да кости, на почерневших руках видны следы от сдавливания верёвками. Все с глазами загнанных животных, дошедших до предела выносливости.
— Пожалуйста, — женщина вцепилась в Нину скрюченными пальцами. Её ногти, сломанные и почерневшие от грязи, оставляли следы на коже. — Я ничего не понимаю… Я помню, что была на станции, мне стало плохо… а потом… темнота… и голоса в голове… много голосов…
Её трясло так, что стучали зубы, хотя воздух был достаточно тёплым. В глазах застыло выражение абсолютной потерянности.
— Скажите, где мы? Что здесь произошло? Почему… почему вокруг столько мёртвых?
Я молча смотрел на неё, чувствуя только усталость. Что я должен был ей сказать? Ты была марионеткой коллективного паразитического сознания, которое захватило твоё тело и использовало, как вздумается? А теперь, когда я вырвал сердце из груди своей сестры, ты снова вернула своё тело под контроль?
— Макар, — голос Нины стал жёстче, чем я когда-либо слышал. — Я остаюсь.
— Что? — Диана резко обернулась, вздрогнув так, что Настя тоже вздрогнула.
— Я не могу их бросить, — Нина выпрямилась, глядя мне в глаза. — Просто не могу.
Я покачал головой, ощущая смесь раздражения и мутной, далёкой боли. Очередное глупое, бессмысленное решение, продиктованное давно отжившими эмоциями, вроде сострадания и человечности.
— Ты понимаешь, что делаешь? — я впился в неё взглядом, но в её глазах не увидел ни тени сомнения. — Когда сюда сбегутся мертвяки, у вас не будет ни единого шанса выжить. Вылечить всех не получится, еду у вас тоже нет. Как только они придут в себя, то начнут требовать больше, паниковать, может даже попробуют напасть на тебя.
— Мне насрать на шансы, — отрезала Нина, что для неё звучало немыслимо. Она никогда не использовала такой тон и такие слова. — Наплевать на твои расчёты и твой ебаный прагматизм. Это люди, Макар. Живые люди. Что с тобой стало? Ты вернулся каким-то… другим.
Я только пожал плечами. Что тут спорить? Да, другим. Когда собственными руками вырываешь сердце из груди родной сестры, это меняет тебя. Выжигает изнутри что-то важное, оставляя только обугленную пустоту.
— Мне нужно вернуться в Красное Село, — сказал я, чувствуя, как в горле пересохло. — У меня незаконченное дело с Арбитрами. Эти суки с самого начала знали, что мне придётся убить Виту и ничего мне при этом не сказали.
— То есть, ты просто хочешь отомстить? — Нина посмотрела на меня с ледяным презрением. — И твоя личная вендетта важнее, чем спасти десятки живых людей, которые прямо сейчас умирают у тебя на глазах?
— Именно так, — я не колебался ни секунды. — Эти люди для меня ничего не значат. Они просто пешки в игре, как и все мы. Но я собираюсь перевернуть стол, за которым сидят игроки. А эти… — я кивнул на толпу отчаявшихся, — они всё равно умрут. Рано или поздно.
Диана нервно переводила взгляд с меня на Нину и обратно. Её лицо превратилось в маску внутренней борьбы — она разрывалась между прагматизмом и эмпатией, между верностью группе и состраданием к жертвам.
— Если ты останешься здесь одна… — хрипло начала она, но Нина оборвала её резким жестом.
— Я знаю, что делаю, — она вымученно улыбнулась и коснулась руки Дианы. — Позаботься о Насте. И за ним тоже присмотри, — она кивнула на меня, понизив голос. — Он сейчас… не в себе.
Диана несколько секунд молчала, потом решительно выдернула пистолет из-за пояса и протянула Нине.
— Возьми. Полная обойма и ещё два запасных магазина, — она отстегнула от пояса тесак в потёртых ножнах. — И нож тоже бери. Заточка свежая, режет плоть как масло.
Я оглядывал собирающихся вокруг нас людей. Клиническая часть мозга автоматически сортировала их по степени жизнеспособности — беспощадная калькуляция в мире, где милосердие стало непозволительной роскошью. Шансы большинства стремились к нулю. Дегидратация, инфекции, шок, кровопотеря. Оболочки, которые ещё не поняли, что уже мертвы.
— Мы доберёмся до поселения и отправим за вами машины, — сказал я механически, ощущая что-то похожее на эхо совести.
Нина даже не удостоила мои слова ответом. Просто сунула пистолет за пояс и перепроверила магазины — движения чёткие, выученные за месяцы борьбы за выживание.
— Береги себя, — она подтолкнула Настю к Диане. — И малышку тоже. Она пережила больше, чем некоторые взрослые за всю жизнь.
— Я вернусь с подкреплением, как только смогу, — Диана обняла её, и я заметил, как дрогнули её плечи. — Держись. И не лезь на рожон без крайней необходимости.
Мы втроём начали выбираться через поле трупов. Настя несколько раз оборачивалась, её маленькое лицо представляло собой учебник детских травм — расширенные зрачки, нижняя челюсть в микронапряжении, нездоровая бледность.
— Почему тётя Нина не идёт с нами? — спросила она тоненьким голосом. — Она потеляется.
— Она осталась помогать этим людям, — Диана подобрала слова с осторожностью сапёра. — Она Лекарь и сможет их вылечить.
— Но там же столько зомби, — Настина губа задрожала, предвестник детской истерики. — Что если