Даниил почувствовал, как внутри что-то шевельнулось. Не радость — он был слишком сломлен для радости, но и не злорадство — для этого не осталось сил. Мрачное удовлетворение.
Справедливость. Наконец-то, хоть какая-то чёртова справедливость в этом мире.
Мучитель повержен. Тюремщик сам оказался в ловушке. На губах Даниила тронула кривая усмешка.
Тарханов увидел эту усмешку. Увидел и… понял её смысл. И что-то в его лице дрогнуло.
— Даниил, — выдавил он. — Стой. Мы можем…
Но Даниил уже развернулся и побежал дальше по коридору.
Прочь. Прочь от этого человека. Прочь от всего, что с ним связано.
— Стой! — закричал кто-то из охраны Тарханова. — Стой, или я…
Но Даниил не остановился. Побежал ещё быстрее, сворачивая за угол.
Позади раздался голос генерала:
— Оставьте его. У нас нет времени.
Даниил бежал, не оглядываясь. Сердце колотилось, дыхание сбилось, но внутри что-то изменилось.
Он видел падение своего тюремщика. Видел, как рушится его мир. И это было… правильно.
Впереди, в конце коридора — табличка. Зелёная, светящаяся — «Выход». Самое прекрасное слово, которое он видел за годы.
Даниил рванул к двери, собрав последние остатки сил. Руки дрожали, когда он схватился за холодную металлическую ручку. Толкнул.
Дверь распахнулась. Холодный воздух ударил в лицо. Живой воздух! С запахом хвои, земли, свободы.
Даниил сделал шаг на порог и замер, не в силах пошевелиться.
Ночь. Тёмное небо над головой, усыпанное звёздами. Настоящие звёзды — живые и мерцающие. Тёплые точки света в темноте.
Не холодные и мёртвые призраки из видения Воронова, а…
…Живые.
Он стоял на пороге, запрокинув голову, глядя в небо. Дышал, просто дышал этим воздухом, чувствуя, как холод обжигает лёгкие.
Свобода.
Впервые за… сколько? Три года? Четыре? Он потерял счёт.
За спиной, где-то в глубине здания, раздался грохот взрыва. Здание содрогнулось, и Даниил почувствовал вибрацию даже через порог.
Это вырвало его из ступора.
Бежать. Надо бежать. Дальше — прочь отсюда!
Он спрыгнул с невысокого крыльца, едва не подвернув ногу на неровной земле. Вокруг здания простирался лес. Стена деревьев в нескольких метрах от административного корпуса.
Вот и укрытие — настоящее спасение.
Даниил побежал к деревьям, спотыкаясь на каждом шагу. Ноги не слушались, тело было на предело, но страх и инстинкт гнали его вперёд.
Он нырнул между деревьями, и темнота сомкнулась вокруг него. Ветки хлестали по лицу, царапая кожу. Корни цеплялись за ноги, пытаясь сбить с ног. Где-то сбоку колючий кустарник разодрал рукав тюремной робы и оставил кровавую полосу на предплечье.
Лёгкие горели. Каждый вдох отзывался болью в груди. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется наружу, но он бежал. Просто бежал, не зная куда и даже не имея плана. Не представляя, что делать дальше.
Он бежал, пока не споткнулся в очередной раз, упал и уже не смог подняться. Так и лежал лицом вниз на мокрой земле, хватая ртом воздух. Каждый вдох жёг горло, руки вцепились в траву, пальцы зарылись в холодную, влажную почву — реальную и настоящую.
Над головой шумели ветви деревьев. Где-то вдалеке ухала сова. Ветер шелестел листвой. Звуки живого мира. Свободного мира.
Даниил перевернулся на спину, глядя сквозь просветы в кронах на ночное небо. Звёзды мерцали там, далеко-далеко. Безразличные, но живые.
Свободен.
Слово отзывалось в голове, как колокол.
Он свободен.
Сломлен — возможо. Пусть разум словно разорван на части, дар искалечён, а личность растоптана.
Но свободен.
Даниил закрыл глаза. Слёзы текли по вискам, смешиваясь с грязью на лице.
Он не знал, куда идти, не знал, что делать и не знал, как жить дальше с этим кошмаром в голове, но он был на свободе.
И последняя мысль, перед тем как сознание начало расплываться, погружая его в милосердную темноту:
Тарханов боялся.
Он видел это в его глазах. Впервые за все годы — настоящий, неприкрытый страх. Генерал, который всегда контролировал всё, стоял посреди рушащегося мира и не знал, что делать.
И это было справедливо. Наконец-то, хоть что-то справедливое в этом безумном мире.
Даниил улыбнулся и… провалился в темноту.
Глава 4
Даниил Смирнов шёл по пыльной проселочной дороге, и каждый шаг отзывался болью в ногах.
Неделя. Прошла всего неделя с момента побега из «Зеркала», но казалось, что прошла целая жизнь.
Он посмотрел на себя в отражение из лужи — на то, во что превратился. Тюремная роба, когда-то серая и относительно чистая, теперь покрылась пятнами. Рукав разорван до локтя — зацепился за колючий кустарник три дня назад. Ботинки стёрлись, дрянные ботинки оказались. Подошва на правом начала отклеиваться и шлёпала при ходьбе.
Он провёл рукой по лицу — щетина, несколько дней небритости, колючая и неровная. Волосы растрепанные, хоть он и старался мыться хотя бы в речках.
Он выглядел как бродяга и, вероятно, думал как бродяга, потому что главной мыслью в голове сейчас было: «Где бы раздобыть еды?»
Желудок свело от голода. Последний раз он ел… вчера? Позавчера? Какой-то фермер дал ему кусок хлеба и яблоко в обмен на помощь в починке забора. Хлеб был чёрствый, а яблоко — червивое. Даниил съел всё до последней крошки.
Солнце палило немилосердно — август. Жара стояла такая, что воздух дрожал над асфальтом. Даниил вытер пот со лба тыльной стороной ладони, оставив грязный след.
Где он вообще находится?
Он не знал. После побега из «Зеркала» он просто бежал. Первые два дня — пешком через лес, пока не вышел к какой-то деревне. Потом — автостопом. Запрыгнул в кузов грузовика, который вёз картошку. Проехал так километров триста, пока водитель не остановился на заправке и не обнаружил его.
Не выгнал, правда. Просто сказал: «Дальше сам, парень. Нам не по пути».
Потом был товарняк. Даниил провёл ночь на приступке вагона, трясясь от стука колёс по рельсам. Проснулся на какой-то станции — маленькой, захудалой, с облупившейся краской на вокзале.
Дальше — снова дороги. Попутки, добрые люди, которые подвозили оборванца, а также злые люди, которые гнали его прочь. Один раз на него натравили собаку и он еле убежал.
География была смутной. Где-то на юге от «Зеркала» — это точно. Он не спрашивал, боялся привлекать внимание.
Главное — подальше от столицы. Подальше от ФСМБ. Подальше от Тарханова.
Даниил шёл, шаркая ногами по обочине, когда услышал звук двигателя позади. Он обернулся. Старый грузовичок, видавший виды: кабина ржавая, а кузов забит какими-то мешками.
Даниил поднял руку, голосуя. Машина не