Глава 12
Второй этап медицинского обследования оказался куда более серьёзным и продолжительным, чем предполагалось изначально. Вместо обещанных трёх недель испытания растянулись на два долгих месяца. Нас разместили в госпитале и принимали группами по двадцать-тридцать человек.
В принципе я был готов к серьёзным испытаниям, и уже с первых дней стало понятно, что не зря готовился. Медики вознамерились изучить каждый миллиметр нашего организма, каждую физиологическую и психологическую реакцию. И хоть в своей прошлой жизни я это всё уже прошёл, но сейчас всё равно не уставал удивляться тому, что ждало нас впереди. Что-то я прекрасно помнил, что-то сгладилось, выветрилось из памяти, а тело и вовсе проходило этот путь впервые. Поэтому для меня всё это ощущалось так, будто я проходил все испытания впервые.
Масштаб и системность обследования поражали. И это притом, что, по сути, сейчас была заря космонавтики и многое ещё попросту не знали. И тем не менее я проникся глубочайшим уважением к этим людям за их профессионализм и подход к работе.
Начиналось всё с, казалось бы, рутинных процедур: анализы крови, мочи, рентген, кардиограмма, которые мы уже прошли на первом этапе. Но постепенно день за днём, испытания становились всё серьёзнее и жёстче. Я наблюдал, как у некоторых кандидатов, ещё вчера уверенных в себе, начинали сдавать нервы. Отсев шёл постоянный, безжалостный. Медики не делали скидок никому.
Самым сложным для многих, и для меня в том числе, было кресло Барани. Из всех тренажёров, через которые мне пришлось пройти за обе мои жизни, это кресло оставалось для меня самым неприятным испытанием.
Оно напоминало на вид самое обычное парикмахерское кресло, но с жутковатой металлической осью посередине. Помню, когда я впервые увидел его, мне показалось, что это какой-то архаичный инструмент пыток из средневековья, а не современное тренировочное оборудование. Вот и сейчас я мысленно застонал, увидев его. Глянул на парней, которые с любопытством рассматривали тренажёр. Что ж, их ждут незабываемые впечатления.
Меня усадили в это кресло и надёжно зафиксировали ремнями. Инструктор кратко объяснил задачу: во время вращения нужно будет ритмично поднимать и опускать голову. Я это всё знал, да и звучало всё просто. Но также я знал, что это одно из самых коварных упражнений для вестибулярного аппарата.
Первый подход начался относительно безобидно. Кресло медленно раскручивали за ручку, и я послушно выполнял команды. Но уже на третьем вращении мир поплыл перед глазами, а на пятом меня начало основательно тошнить.
Самое ужасное было в том, что после минутной паузы всё начиналось снова. Организм не успевал оправиться от предыдущего вращения, как его снова бросало в этот водоворот. С каждым новым подходом тошнота накатывала всё быстрее и сильнее.
Я понимал, зачем это нужно. В космосе вестибулярный аппарат может преподнести неприятные сюрпризы, особенно в невесомости. Но в тот момент все эти рациональные доводы меркли перед физическим страданием. Не зря космонавты между собой называли эти тренировки «побывать в гестапо». Потому что ощущения были сродни пытке.
Кстати, о птичках. Во время одной из остановок я пошарил по кабинету взглядом и уже спокойнее продолжил выполнять упражнение. В углу, как и положено, стояло ведро — немой свидетель многочисленных позоров гордых сынов неба.
Ещё одним непростым испытанием для многих из нас оказалась барокамера. Как раз эти воспоминания из прошлой жизни немного сгладились, позабылись. Поэтому, когда я зашёл в неё уже в этой жизни, то всё ощущалось так, будто это происходило со мной впервые.
Тесная металлическая капсула встретила меня запахом озона, как после дождя, и едва уловимыми нотками металла. Глухой стук захлопывающейся двери отозвался в ушах, и я непроизвольно поёжился.
Я осмотрелся. Основной отсек с креслами, приборная панель с множеством датчиков и манометров, небольшое пространство для медицинского оборудования. Через узкие иллюминаторы я видел лица врачей, внимательно наблюдающих за мной. Их сосредоточенные взгляды говорили о том, что они приготовились фиксировать каждую мою реакцию, каждый вздох.
Первые минуты прошли спокойно — обычное атмосферное давление, знакомое и комфортное. Но затем врачи начали имитировать подъём на высоту.
Когда стрелка манометра показала эквивалент пяти тысяч метров, я почувствовал первые признаки гипоксии. Дышать становилось всё труднее, будто грудь сдавили невидимые тиски. В ушах появился назойливый звон, а перед глазами начали плясать тёмные мушки. Я прекрасно знал теорию — нужно было дышать глубже, ритмичнее, но на практике это давалось с трудом.
Я посмотрел на медиков. Они внимательно следили за показаниями приборов — пульсометром, оксиметром, датчиками давления. Иногда кто-то из них задавал вопросы о моём самочувствии, и я коротко отвечал, стараясь держать голос ровным. Пожилой врач периодически подходил к панели управления и корректировал параметры. Каждый раз, когда он это делал, я чувствовал, как меняется состояние организма: то становилось легче, то снова тяжелее.
В голове мелькали разные мысли, вспоминались истории о разгерметизации кабины лётчика. Знания из будущего и мой прежний опыт помогали мне сохранять спокойствие. Я понимал, что происходит с моим телом, и мог сознательно бороться с паникой, контролируя дыхание и сосредотачиваясь на показаниях приборов. Понимал, терпел и, в конце концов, поборол, но лёгкой прогулкой для меня это испытание не стало.
Процедура длилась около часа. Постепенно врачи начали возвращать давление к нормальному уровню. С каждым изменением я чувствовал, как тело привыкает к новым условиям, адаптируется. Когда дверь барокамеры, наконец, открылась, я вышел. Да, пошатываясь, но самостоятельно. В отличие от других парней. Некоторых вообще увозили на каталке, и дальше им уже требовалось лечение.
Не менее тяжёлым испытанием стала и центрифуга. Войдя в зал, я невольно замедлил шаг. Передо мной стояла внушительная конструкция, явно немало повидавшая на своём веку. Это было заметно по потёртостям на металлических частях и слегка потускневшей краске. Я отметил, что на всякий случай её дополнительно подстраховали. К основной конструкции была приварена цепь с дополнительными кольцами. Видимо, перестраховывались, понимая, какие нагрузки предстоит выдерживать и машине, и людям.
Сначала мне провели инструктаж. Объяснили порядок проведения обследования, особенности физиологического действия перегрузок на организм, правила поведения в центрифуге. Дали рекомендации по типу дыхания и мышечного напряжения во время воздействия перегрузок.
Что такое перегрузки? В будущем о них знает любой человек, который хоть раз бывал в лифте или сидел в кресле автомобиля, когда тот резко набирал ход. То, что вдавливает человека в кресло, и есть перегрузки. Представьте на секунду, что вы лежите в заваленном назад кресле. То, что