Я люблю Самира, и я не позволю им отнять это у меня. Я попыталась провести черту на песке и отгородить себя от всего, что бушевало в моём сознании. Я всё ещё была собой. Всё ещё тем судмедэкспертом, который провалился в мир чудовищ. Бывшим фельдшером. Я была Ниной. Я была Королевой Грёз, ладно. Но одно другому не мешало. Я могла быть и тем, и другим. Я должна была остаться собой.
И была одна вещь, которую я знала твёрже всего остального. Та вещь, что вытянула меня из поднимающихся вод моего разума, словно спасательный круг. Моя любовь к Самиру. Я вцепилась в эту мысль, как утопающий, и держалась изо всех сил. Это был мой якорь, моя точка опоры в сходящем с ума мире.
Вечные говорили, что всё это они устроили, чтобы испытать меня. Когда я была на дне того проклятого озера, они сказали, что хотят, чтобы я доказала, что достойна их «единственного сына». Я не знала, была ли это часть их дурацких игр, но я не позволю им извратить мои чувства и заставить ненавидеть его. Можете забрать остальное. Но это — не троньте. Это моё, и только моё.
Признания, которые Самир сделал мне перед бурей, до сих пор леденили душу. Мне пришла в голову ужасающая мысль: я люблю Самира... но того, кого я любила, возможно, больше не существует. Тот мужчина, что стоял перед надвигающимся штормом и целовал меня, был незнакомцем в маске моего возлюбленного. Он носил его лицо, его голос, но внутри был кто-то другой.
Кем он был теперь?
Его слова эхом отдавались в моей голове. «Беги, и позволь мне преследовать тебя».
Всё в Нижнемирье было и хищником, и добычей. Теперь стало ясно, что он видел во мне свою дичь. Теперь мне нужно было бежать от него, иначе... я даже не знала, чего ожидать. Вполне возможно, что я знала лишь «смягчённую» версию этого мужчины. Кем бы он ни был теперь, та холодность в нём ужасала меня до глубины души.
Всепоглощающая усталость наконец настигла меня. Боль наконец отступила достаточно, чтобы позволить тьме забрать меня. И наконец, раз и навсегда... я уснула.
И вновь мои сны мне не принадлежали.
Я оказалась стоящей в тёмной пустоте. Я узнала это место... или почти узнала. Вместо твёрдой стеклянной поверхности под ногами простиралось море чёрного песка. Оно уходило во всех направлениях, испещрённое рябью от ветра, которого не было. Но видно было лишь на небольшое расстояние, прежде чем всё терялось в ничто, что и было этим местом. Я с любопытством погрузила ступни в песок. Он двигался и ощущался как настоящий, пусть и был совершенно неправильного цвета. Холодный, мягкий, обволакивающий.
Разве песок — это не исходная форма стекла?
Я знала, кто привёл меня сюда. Или, по крайней мере... знала его лицо.
Сила, горячая, как ревущее пламя, исходила у меня за спиной. Теперь я чувствовала её, покалывающую в воздухе, словно перед грозой. Я знала, что он стоит там, даже не оборачиваясь. Каждый волосок на моём теле встал дыбом от его присутствия.
— Опять за своё? Я думала, мы покончили с этой ерундой.
Тишина.
Я сжала кулаки, борясь с желанием обернуться. Стоило мне повернуться, и он станет реальным. Мне пришлось бы столкнуться с ним и с тем, кем он стал. Или, вернее, в кого он вернулся. В конце концов, это, по всей видимости, и был «настоящий» он, не так ли? Тот, кто существовал задолго до того, как человеческие цивилизации появились на Земле?
Если он никогда не был человеком, если он и впрямь единственное творение, созданное Вечными, он мог быть старше времени. Старше звёзд. Старше самой смерти. Возможно, это объясняло то всеобщее отвращение и ненависть, что окружали его. Он был самозванцем, чужаком, и все это чувствовали. Ощущали на подсознательном уровне.
Но, казалось, дело было не только в этом. Вечные, похоже, насильно заставляли людей ненавидеть и бояться его. Но зачем? К чему эта искусственная подозрительность?
— Одного я не понимаю, — промолвила я, всё ещё избегая встречи с ним взглядом, — зачем Вечные заставляют всех ненавидеть тебя, Самир? Если ты их любимый и единственный сын, какой в этом прок?
Тишина.
— И.… серьёзно? Опять эти сны? Надо бы купить тебе телефон. Если хочешь просто поболтать со мной, есть способы получше, чем вторгаться в мои сны. Мог бы и позвонить. Написать. Устроить видеозвонок. В конце концов, мы в двадцать первом веке, даже если и не на Земле.
Мой цинизм и сарказм были жалким укрытием от того, что я чувствовала вокруг — эта чёрная туча, что сгущалась вокруг. Но, чёрт возьми, это было всё, что у меня было, и я собиралась этим пользоваться.
Мне казалось, что тёмные щупальца его силы обвиваются вокруг меня, готовые схватить. Я чувствовала его присутствие, наполнявшее меня благоговейным ужасом. Я ощущала себя в лапах огромного когтистого зверя, прямо как тогда, когда погружалась на дно проклятого озера. Теперь он заставлял меня чувствовать себя такой... ничтожной. Такой маленькой и хрупкой.
Всё так же — ни звука.
Самир всегда любил звук собственного голоса. С самой первой нашей встречи он никогда не молчал. Он дразнил и мучил меня, подначивал и проверял на прочность. Но он никогда не оставлял меня в такой пустоте. Никогда не лишал меня своих слов, своего внимания.
Это пугало меня больше всего, что случилось до сих пор.
В конце концов, я не выдержала. Я обернулась и обнаружила его стоящим позади, как я и предполагала. Пока я поворачивалась, он сделал шаг вперёд, сократив дистанцию между нами до нескольких сантиметров. Он молча бросал мне вызов: отступить, признав, что мой гневный и пренебрежительный тон был блефом.
И это сработало. Я не смогла сдержаться. Я отступила на шаг. Не только потому, что он меня до смерти пугал, но и потому, что его внешность так разительно изменилась. Словно актёр, идеально вжившийся в новую роль, он стал другим. Совершенно, абсолютно другим.
Его одеяние было диковинным. Оно напоминало одежды древнего царя или бога из мифов. Он был с обнажённым торсом, а бёдра были обёрнуты длинными полосами чёрной ткани, ниспадавшими до самого песка. На них чёрными же нитями были вышиты те самые неземные символы, что я уже научилась узнавать. Они были видны лишь при движении, когда свет ловил текстуру на