— Я вижу, сама мысль о предстоящем суде причиняет вам великое страдание.
Голос прервал мои мысли. Я вздрогнула.
— Позвольте предположить, если я не переступаю границы дозволенного. Дело не только в вашей привязанности к обвиняемому, верно? Кто был тот, кого он убил?
Ах, да. Золтан всё ещё был здесь. Я подняла взгляд на ангела. Он стоял на почтительном расстоянии. Всё ещё опасался Горыныча. Наблюдал за мной, заложив руки за спину. Эта поза подчёркивала его стройную фигуру. Он был мускулист, но при этом худощав. Как футболист — ни грамма лишнего жира.
Его красота по-прежнему казалась нереальной. Отчего в нём сквозила какая-то потусторонняя, тревожная черта. Теперь я понимала, почему люди столетиями падали ниц перед такими, как он.
— Оборотень, которого он убил, был моим лучшим другом.
Золтан тихо выдохнул. Склонил голову.
— Сударыня… мне искренне жаль. Что же побудило его совершить этот поступок? Ревность?
Я фыркнула с недоверчивой усмешкой. Самир? Ревновать к Грише?
— Нет. Хотя, будь это так, я уверена — он бы на это решился.
У меня не было ни тени сомнения в этом. Самир убил бы любого, кто слишком приблизится ко мне. Я не питала никаких иллюзий насчёт его натуры. Связь с таким человеком была обоюдоострым мечом.
— Что же тогда?
— Пророчество. То, которое ему дала Лириена. Она сказала, что некий король восстанет, чтобы уничтожить меня. И что друг станет моей погибелью. Самир убил Гришу, чтобы предотвратить это. Он сделал это, пытаясь не допустить... Не дать Владыке Каелу или кому-либо другому использовать Гришу против меня.
— Он сделал это, чтобы защитить вас.
Золтан задумчиво посмотрел в сторону.
— Какая горькая трагедия. Совершенно очевидно, что он любит вас. И по той боли, что я вижу в вас, всё более явственно проступает истина. И это чувство взаимно. Не будь этого, вы бы не обременяли себя той мукой, что читается в ваших глазах. Вы бы просто возненавидели его.
— Пожалуйста. — Моё сердце ёкнуло. — Вы не должны никому говорить о своём выводе.
— Боюсь, эта тайна недолго будет оставаться тайной. Но я сохраню её.
— Что вы имеете в виду?
— Это написано у вас на лице.
— Владыка Каел этого не видит.
— Владыка Каел попросту ослеплён собственной ненавистью. Когда он успокоится и найдёт время по-настоящему на вас посмотреть, он всё поймёт.
Золтан тихо рассмеялся.
— Это ещё одна причина, по которой мы скрываем свои лица. Возможно, и вам стоит последовать нашему примеру.
— Эти маски глупы. А моя была ещё и уродлива.
— Тогда создайте свою.
Я и не знала, что могу. Я удивлённо моргнула. Покачала головой.
— Нет. Они всё равно остаются глупыми.
— Как пожелаете. Должен признаться, так приятно вновь видеть выражение лица собрата по королевской крови. Видеть ваши глаза и понимать, что вы чувствуете. Вы не слишком скупы на эмоции. Очень скоро весь мир узнает, что вы любите чернокнижника.
Я содрогнулась.
— Я сама не знаю, люблю ли.
— Тогда позвольте мне развеять ваши сомнения. Это написано на вас ярче, чем чернила ваших новых знаков.
Я закрыла глаза. Опустила голову. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Не от Золтана как такового — а от всего этого. От всей этой ситуации.
— Я не знаю, как мне простить его.
— Гнев и любовь — не одно и то же. Они могут сосуществовать в сердце одновременно.
Золтан издал короткий понимающий звук. С лёгкой усмешкой покачал головой.
— А теперь я должен попросить у вас прощения. За тысячи лет я так привык наставлять. Порой забываю, что мои советы не всегда желанны. Как, впрочем, и моё присутствие здесь, в вашем доме. Я всё же незваный гость. Я позволил любопытству завлечь себя сюда. Но это не оправдание.
Я улыбнулась.
— Теперь я понимаю, откуда у Сайласа такие манеры.
— А, вы знакомы с моим регентом?
В голосе Золтана послышалась заинтересованность.
— Боюсь, я ещё не успел навестить его дома. Я был слишком увлечён поисками того — или той, — кто спас наш мир.
— Он больше не ваш регент. Но да, я его знаю.
Странное чувство — вдруг оказаться тем, кто делится информацией, а не только получает её.
— Он женился на Элисаре и снял маску.
Золтан прикрыл рукой свою маску. Простонал.
— Ну, конечно же. Что ж, он немедленно вернёт свой прежний статус.
— Я думала, старейшины не могут вступать в брак?
— Буква закона гласит, что главы домов не могут быть связаны узами брака. Теперь, когда я вернулся, он более не является главой дома. Следовательно, он может вернуть своё законное место моего Верховного Жреца.
Впервые в его голосе прозвучали нотки человека, привыкшего вершить закон.
— А кто правил вместо него? Вы знаете?
— Томин.
Золтан разразился коротким и громким смехом.
— О, как же, должно быть, страдал наш мир!
Я не могла сдержать улыбку перед его несколько театральным чувством юмора. Он вёл себя так, словно находился на сцене. Его жесты были соответствующими. Полагаю, он привык быть в центре внимания.
Но всё же он был жутковат. Сияющий и прекрасный. Он вызывал у меня чувство настороженности. И лишь сейчас до меня дошло, что именно всё это время заставляло меня ёжиться в его присутствии.
Его тень. Она всё так же была неправильной. Она всегда была чуть смещена относительно его движений. Будто это были два человека, пытающихся действовать синхронно. Но постоянно промахивающихся на долю секунды.
— Золтан? Что не так с вашей тенью? И что это за способность — разделяться, как вы сделали прежде?
Он сделал шаг в сторону. В этом движении часть его существа будто отделилась от него. Ещё один двойник возник неподалёку. Словно преломлённый луч света. На этот раз у ангела были синие крылья. И когда он отделился от целого, синие оттенки исчезли из крыльев самого Золтана.
Когда он заговорил, они говорили одновременно. Чуть-чуть вразнобой. Это было похоже на взгляд в бесконечное зеркало. Двое мужчин не были копиями. Они были отражениями.
— Я — множество, хотя и остаюсь единым. Тысячи умов живут внутри моего сознания.
И с этими словами отражение шагнуло назад. Слилось с основным телом. Исчезло.
Вот почему