— В видении Лириена узрела её смерть. Она сказала, что для спасения этого мира её жизнь должна оборваться.
— Вы убили её, потому что испугались той тайны, что она могла хранить? У Нины не было никакой силы! Никаких даров! Неужели ты думаешь, я бы уже не обнаружил их, если бы они были?
— Мы опасались, что вы уже обнаружили.
— Опасались! У вас не было никаких доказательств. Что это теперь, человеческая инквизиция? Ищете врагов там, где их нет и в помине. Ни разу никто из вас, идиотов, не пришёл ко мне просто спросить!
— Вы бы солгали, — я с трудом поднялся на ноги.
— Вот что ты думаешь? Когда ты в последний раз просто задавал мне вопрос, Жрец? Знаешь ли ты, почему я никогда никому не рассказывал о природе своих исследований? Потому что ни один из вас даже не поинтересовался этим. Все вы так отчаянно хотите, чтобы я играл роль злодея. Что ж, пусть будет так. Все вы стоите в стороне, бездействуя, ожидая смерти, словно раздутые, пустые трупы. Я стремлюсь спасти нас, а вы убиваете девочку из одной лишь злобы ко мне! — Самир со всей силы ударил кулаком по алтарю, и я услышал, как камень треснул под его рукой.
— Её смерть глубоко тревожит вас. Вы пришли похоронить её лично. Почему? Кем она стала для вас?
Самир опустил голову, плечи его напряглись. Руки вцепились в край помоста и сжались так сильно, что я услышал, как заскрипела кожа его перчатки.
— Уходи.
— Мой господин, если всем нам суждено быть осуждёнными на смерть за этот поступок, я тоже хотел бы знать — почему.
Рука, вцепившаяся в мой ворот, рывком опустила меня на колени. Я застонал от боли — чернокнижник двигался быстрее, чем я мог воспринять. Его металлический коготь схватил мою рубаху и удерживал меня на месте.
— Только в память о той дружбе, что когда-то связывала нас, я отвечу тебе так: я решил после долгих усилий… этот мир больше не стоит спасения. И если ему суждено быть уничтоженным, то я не дам ему угаснуть в бесславии. Я увижу, как он сгорит дотла.
Меня швырнули на землю ещё раз, и я быстро поднялся на ноги. Страх сковал меня, ибо я знал — грозный король говорит серьёзно. Он не бросает пустых слов.
— А теперь ступай, — прошипел Самир. — Предупреди остальных. Скажи им, пусть собирают свои армии и попытаются остановить меня, — Самир медленно двинулся в мою сторону, заставляя меня отступать. — Тысячелетиями я был вынужден слушать, как вы все хнычете и скулите, подобно детям, о том, что я стремлюсь уничтожить этот мир. Услышь же меня сейчас, Жрец, и знай — ты ни разу не видел, как я пытался это сделать по-настоящему.
Я исчез во взрыве белых летучих мышей. Я больше не буду пытаться усмирить этого человека в его ярости — это было безнадёжным занятием. Самир глубоко скорбел так, как я не видел его никогда прежде, и это могло означать только одно. Именно тогда я понял, чья скорбь посетила Лириену в её видении Нины, мёртвой на камнях. Эта агония принадлежала чернокнижнику.
Самир любил девочку.
Что же мы наделали?
Глава 32
Самир
Когда этот невыносимый человек наконец ушёл, я выдохнул — дрожащий, неровный выдох, который застревал где-то в груди. Пусть бежит, словно белая крыса, к своим союзникам и рассказывает им о моих намерениях. Какая разница? Они всё равно не смогут помешать мне стереть с лица земли то, что осталось от Нижнемирья, превратить его обратно в пыль и песок, из которых оно когда-то возникло.
Я вернулся к помосту и посмотрел вниз, на тело Нины. После смерти всех забирает обратно Источник Вечных, из которого они потом возрождаются заново. Она не была нашего рода, и всё же Вечные несли ответственность за её появление здесь. Казалось правильным, что она вернётся туда же.
Я поднял руку и снял с лица металлическую маску. Без неё моё лицо казалось чужим, словно не моим. Эта пластина металла давно стала моим настоящим лицом. Я узнавал её в зеркале лучше, чем собственную плоть и кровь.
Я держал маску перед собой и впервые за несколько столетий задумался о ней по-настоящему. Быть скрытым за ней — это было благом. Никто не мог прочесть по моим чертам лица, что творится у меня в голове. Это была моя собственная работа. Я сам выковал её, создал пустую и безликую маску, непроницаемую для посторонних глаз.
«Поцелуй меня хоть раз — и я соглашусь».
Это была игра Нины, её вызов мне, условие, которое она поставила, чтобы я наконец завоевал её сердце. Конечно, мою любовь нельзя было соблазнить обычными способами. Конечно, она не поддалась бы своим желаниям без какого-то грандиозного и непреодолимого обстоятельства.
Где-то в зияющей пустоте моего сердца я задавался вопросом: а может быть, Нина просто хотела поцеловать меня?
«Дурак», — упрекнул я себя. — «Такие чувства теперь бессмысленны».
Я положил металлическую маску на алтарь, и она звякнула о камень. Я отвечу на её вызов в последний раз. Губы Нины были холодными, совсем не такими тёплыми и мягкими, какими я хотел бы их запомнить.
Когда я отстранился, на её щеке блестела влага. Мне потребовалось время, чтобы понять — это мои собственные слёзы. С каких пор я плакал? С каких пор я снова стал способен на такое?
В последний раз я пойду к Вечным. Я поднял Нину на руки и направился к краю источника. Ступени, спускавшиеся в яму, уходили под поверхность жидкости, в бездну, наполненную кровью. Те самые ступени, что я вырезал собственными руками много тысяч лет назад.
Я почти не помнил своих дней в качестве их безвольного раба. Только жгучую боль, палящее солнце, которое опускалось за горизонт так же, как они погружали меня под волны — и то, и другое никогда больше не поднималось. Я помнил жестокость, перед которой моя собственная бледнела. Как Вечные наслаждались моими страданиями. Они оказывали мне доброту лишь затем, чтобы усилить моё падение обратно в нищету, когда всё это отнималось.
— Это поэтому вы дали мне Нину? — спросил я высеченные лики, изливавшие красную светящуюся жидкость в озеро. — В последний раз перед концом этого мира вы захотели, чтобы я страдал? Прекрасно. Вы получите это.
Я сделал