С мечом у бедра. С огнём в походке.
* * *
— Она вернулась, — прошепнули в гареме.
— Она не та, что ушла, — ответили во внутреннем совете.
— Она… требует совет?
О да.
Тайный Совет женщин Империи.
Такой был только однажды — при Великой Айше, столетие назад, перед тем как её имя стерли с летописей.
Теперь — он снова созван.
* * *
Они собрались в зале, скрытом за библиотекой, под витражами, где солнечный свет играл на коже, как живой.
Больше двух десятков женщин — знатные, влиятельные, и те, кого раньше не пускали даже за порог дворца: травницы, бывшие наложницы, вдовы янычар, ученицы танцевальных школ, купчихи из караванов.
Джасултан стояла перед ними — не на троне, а среди.
Голос — ровный.
Взгляд — острый.
— Советник проиграл бой.
Но война ещё впереди.
Он хочет оставить всё, как есть. Чтобы мужчины правили, а женщины — скрывались.
Я же хочу, чтобы мы вышли из тени.
— И ты зовёшь нас… к восстанию? — с ядом спросила одна из старших хатун, жена великого визиря.
— Я зову вас к правде.
С сегодняшнего дня мы объявляем:
1. Каждая женщина, достигшая возраста разума и имевшая право на обучение, получает его.
2. Гаремы больше не только для удовольствия, но и для управления. У каждой женщины, прошедшей испытания, будет свой совет и собственная печать.
3. Любой, кто покушается на свободу женщины — будь то во дворце или за его стенами — будет рассматриваться как государственный преступник.
В зале повисла тишина.
Кто-то встал.
Это была старая вдова султана Ахмеда — та, кого давно считали полусумасшедшей.
— Я ждала этих слов… пятьдесят лет, — сказала она. — Прими мою печать. Она — твоя.
И вытащила старинное кольцо, на котором был выбит павлин в полёте — символ женщины, способной править.
Остальные потянулись за своими знаками.
* * *
Но не все были довольны.
* * *
— Она созывает женщин на совет⁈ — взревел великий визирь в мужском диване.
— Она хочет переписать законы шариата, — прошипел муфтий.
— Нет, — сказал Султан. — Она хочет переписать игру.
И поднялся.
— Я сам с ней поговорю.
* * *
Он пришёл к ней — не как правитель, а как мужчина.
В парадном саду, под шатром из синего шёлка, где она пила кофе и смеялась с Лейлой.
Он остановился.
— Джасултан.
Она не встала.
Но встретила взгляд.
— Мой Султан.
— Ты изменилась.
— Я стала собой.
Он подошёл ближе. Ветер качнул занавесь. Они остались одни.
— Ты забыла, кто здесь правит.
— Нет. Я просто решила, что теперь — не один.
— Я могу тебя остановить.
— Попробуй, — прошептала она и вытащила меч.
Он рассмеялся. И… вытянул свой.
Они встали друг против друга.
И начался… поединок.
Не бой насмерть, а вызов. Искра.
Они кружили друг вокруг друга, шутливо — но в каждом ударе был подтекст.
Он бил — как государь.
Она — как стихия.
Он шагнул вперёд — и сбил с неё вуаль.
Она — рванула пояс, и его кафтан стал распахнут.
И когда лезвия встретились в последний раз — он склонился вперёд и прошептал у её уха:
— Ты могла бы быть моей королевой.
Она ухмыльнулась.
— Я и так ею стала.
* * *
Позже, ночью, когда звёзды полыхали, а воздух был натянут, как струна, он лежал с ней на подушках, обнажённый, пьяный от её запаха.
— Если ты свергнешь меня… — пробормотал он.
— Я не свергну, — прошептала она, целуя его ключицу. — Я подниму.
А если не поднимешься — уйдёшь в историю, как трус.
— Ты — моя катастрофа, Джасултан.
— Я — твоя эра, — ответила она.
* * *
И когда солнце взошло, новый приказ уже ушёл по империи:
«Женщины Империи признаются правомочными управлять, обучать и владеть собственными домами власти. По желанию, они могут вызывать совет и иметь печать. Нарушение — смертельно опасно для нарушителя».
Подпись:
Султан. И… Султанша.
Глава 31
Глава 31
Провинция Серах была как другая страна: ветер горячий, воздух — густой от пыльцы жасмина и специй, лица — незнакомые, настороженные.
Здесь не встречали султанш с поклонами.
Здесь кланялись только силе.
* * *
— Прибытие султанши Джасултан, Повелительницы Гаремов, Защитницы Женского Совета, — провозгласил глашатай.
Толпа не разошлась.
Старейшины не вышли.
Только смотрели из окон — как на зрелище.
Но она не обиделась.
На ней был не золото расшитый кафтан, а боевой наряд из тонкой кожи и шёлка, сабля на поясе, кинжал — под накидкой.
Она выглядела, как та, кто пришла взять.
— Где совет? — спросила она у местного наместника.
Тот поёжился.
— Они… боятся. Здесь женщины не правят, госпожа. Мы живём иначе. У нас свои обычаи…
— С сегодняшнего дня — у вас закон, — произнесла Джасултан. — Обычаи — это чай. Закон — огонь. Он греет… или сжигает.
* * *
Церемонию присяги всё же назначили.
В зале старинной крепости.
Там, где когда-то приносили клятву только мужчины.
Там теперь зажгли светильники.
Там — она стояла во главе.
Старейшины, в черных одеждах и с длинными серьгами — признак положения — выходили один за другим.
Каждый произносил слова.
Неохотно. Но произносил.
Пока не подошёл он.
Старейшина с глазами, как уголь. С губами, свернутыми в змеиную улыбку. С голосом — как мёд на кинжале.
Он встал перед Джасултан. Поклонился.
И поднёс чашу шафранового напитка.
— Знак мира. Как заведено у нас.
Она взяла. Сделала глоток.
И… замерла.
Во рту — горечь. Лёгкая. Но в горле — сухость.
Желудок — скрутило.
Зрение — расплылось.
— Отведите… — прошептала она.
Лейла рванулась вперёд.
Фархад был в другом зале — следил за охраной.
Она… осталась почти одна.
Но в толпе, у стены, поднялся человек.
Смуглый, в тени.
Мужчина в белом — простой лекарь.
Его звали Зеир.
Он подскочил — и схватил её на руки, как будто знал, как держать королеву, не боясь обжечься.
* * *
Её отнесли в прохладную комнату с мраморным полом.
Он работал молча. Смесь трав, камень под язык, холодная повязка. Он не дрожал.
— Ты… раб? — прошептала она, когда