— Кто она? — шептала Лейла.
— Без имени. Заявилась сама. Не ест мяса. Разговаривает на французском и турецком с одинаковой лёгкостью.
— Интересно…
— Очень, — тихо ответила Джасултан. У неё сжались пальцы.
* * *
Первый день — фехтование.
Маска побеждала с изяществом, как будто играла музыку клинком.
Во втором раунде — стрельба.
Стрела маски попала в цель до того, как девушка из Тебриза успела натянуть тетиву.
— Она тренировалась в прошлом мире, — прошептала Джасултан себе. — Я знаю этот стиль. Мы учились так в зале…
В спортшколе…
И вдруг вспышка:
«Маша, ну как ты так прыгаешь? Я на шпаге — как мешок с картошкой!»
Воспоминание.
Забытый голос.
Тот самый.
* * *
На третий день — интеллектуальный раунд.
Загадки. Политические задачи. Яды.
— Что сделаешь, если слуга приносит тебе чашу с лёгким запахом горького миндаля?
Маска усмехнулась.
— Я дам ему вторую чашу. С настоящим ядом. Пусть почувствует разницу.
И смех прошёлся по арене. Даже судьи не сдержались.
* * *
Ночью, в своих покоях, Джасултан сидела у окна.
Ветер колыхал тонкие занавеси.
А в голове — воспоминания:
— Таня.
Подруга.
Соперница.
Женщина, с которой они когда-то вместе сбегали с уроков и участвовали в косплее Роксоланы.
— Не может быть… — прошептала она.
— Почему нет? — раздался голос за спиной.
Джасултан резко обернулась.
Маска стояла у двери.
Сняла капюшон.
И под ним — знакомое лицо.
Только теперь — восточное. Уточнённое. Но всё ещё она.
— Привет, Машка.
* * *
— Таня⁈
— Ты думала, одна такая? Да я ещё до тебя на экскурсию в дворец зашла.
Только меня кинуло не в гарем, а на корабль к пиратам.
Сначала думала, что это просто баг… А потом поняла — это мой шанс.
— Почему ты молчала?
— Я хотела понять, кто ты стала. Джасултан… Ты теперь не девочка с мечтами. Ты… правительница.
— Но я тоже изменилась, Маш. И я хочу быть рядом.
— Ради чего?
— Ради того, чтобы ты не осталась одна на троне из роз с шипами.
* * *
И в ту ночь они долго сидели, пили какао с мятой и говорили,
вспоминая прошлое,
смеясь над тем, как мечтали попасть в сериал…
…и оказались в нём.
Но теперь — они пишут свой сценарий.
* * *
На рассвете Таня — теперь Тайна-бинт-Рух, как записали её имя на турнире — получила первое место.
И вместе с Джасултан они объявили:
→ В Академии появится новый факультет:
Факультет Связи Миров —
где обучают не только тех, кто родился здесь,
но и тех, кто перешёл через время.
* * *
А внизу, среди учениц, уже перешёптывались:
— Говорят, султанша — тоже попаданка…
— Да ну?
— А если да — тогда всё становится понятным.
— И это даже вдохновляет.
Глава 41
Глава 41
Некоторые войны начинаются не с удара меча.
А с вопроса, заданного голосом из старого мира.
* * *
На рассвете, когда сад ещё хранил прохладу ночи, Джасултан обнаружила на подоконнике свиток.
Без печати.
Без подписи.
Только изогнутый символ: перо, пробитое компасной стрелкой.
Она застыла.
Этот знак…
Она видела его. Не здесь. Там.
→ В универе.
→ На дверце профессорского шкафа.
→ На брошюре, которую ей как-то вручил доктор Неверов:
«Женщина как носитель хаоса в закрытых системах».
* * *
— Лейла, кто принёс это?
— Не знаем. Стража не видела. На записях пусто.
— Потому что он уже умеет прятаться даже от магии, — сказала Джасултан. — Он пришёл.
— Кто?
— Тот, кто создал трещину между мирами.
* * *
Письмо внутри было коротким:
_'Ты многого добилась. Академия. Союзы. Девочки, верящие в свои мечты.
Но скажи честно: ты не соскучилась по настоящему интеллектуальному миру?
По обсуждению Кантора и Шопенгауэра за кофе?
У тебя есть неделя. Потом я сделаю ход.
Хочешь обсудить условия — приходи в павильон из чёрного дерева.
Один на один.'_
— А.
* * *
Джасултан села.
Медленно.
В её голове стучало:
'Ты думала, ты — героиня истории?
Ты — часть гипотезы.
Я бросил вызов — ты ответила.
Ты — одна из наблюдаемых.'
* * *
В тот же день по Академии разошлись странности:
→ одна из учениц, прочитав философский текст, впала в сон на сутки — а проснулась, бормоча уравнения, которых здесь не существовало;
→ Лейла нашла в кабинете алхимии кусок материи — синтетический, из «того» мира, с биркой от лаборатории;
→ а в саду выросло растение, которое в этом мире считалось вымершим — но которое Маша знала с детства как «папоротник-хищник» из книги профессора.
* * *
— Он играет, — сказала она Тане ночью.
— Он всегда играл.
Для него мы были курсовыми проектами.
Ты, я, остальные.
Помнишь, как он нас собирал в кружок «Критической женщины в метаистории»?
— Чёрт. Думаешь, он…
— Думаю, он нас и забросил сюда.
И теперь хочет исправить эксперимент.
Сломать. Подчистить.
— И что ты будешь делать?
— Я пойду к нему.
На его условия.
Но с своими козырями.
* * *
На следующий вечер Джасултан была в павильоне из чёрного дерева.
Он уже ждал.
Седой. В белом кафтане.
С глазами, как и прежде, — насмешливыми и ленивыми.
Перед ним — шахматная доска. И чаша кофе.
— Ну здравствуй, Маша.
Вижу, ты научилась стоять прямо и говорить красиво.
А вот логике — всё ещё нет.
— Логика — это не то, чем вы уничтожаете мир, профессор.
Это то, с чем мы его строим.
И я вам не Маша.
Я — Джасултан.
— Ах, да… Новое имя. Новая роль. Гарем для сестры султана…
И вот ты теперь хозяйка мира?
— Нет. Я хозяйка своей воли.
— Тебе дали сладкую клетку, и ты обставила её под дворец.
Потрясающе.
Но эксперимент окончен.
Ты перешла границу.
Создала структуру.
А женщина, создавшая порядок — это уже угроза.
— Угроза кому?
— Мужчинам, которые боятся того, что мы не хотим возвращаться обратно?
Он усмехнулся.
И вытянул из-за пазухи маленький прибор.
Кристалл. Мерцал.
— Один клик — и ты проснёшься в своей старой квартире.
Своё тело.
Старый мир. Без магии. Без власти. Без вас.
Выбор за тобой.
Но если ты