Она взглянула ему прямо в глаза.
— Тогда мне нужен союзник не на словах, а на деле. ---Йоханн явился, когда солнце уже клонится к закату. Его обычно беспечный взгляд был сосредоточен и опасно холоден.
— Всё видел. — Он бросил на стол свёрток. — Это не монахи. Настоящий орден Святого Якоба никогда бы не действовал без подписи настоятеля. А вот купеческая гильдия из Бамберга — вполне могла.— Значит, это они? — Грета тихо кивнула. — Те, кто не хотел, чтобы я заняла место аптекаря.
— И те, кто заплатил за подделку письма. Он раскрыл свёрток. Внутри — ещё одно письмо, найденное им через знакомого в лагере торговцев. Подпись — та же, что и у брата Матиаса, но чернила другие, нажим другой.— Подделка, — произнесла Грета.
— И ловушка. Но мы можем её перевернуть.Она посмотрела на него внимательно.
— Как? — Покажи им, чего они боятся. Сделай зелье, о котором заговорят. Не яд — чудо. Чтобы монахи не смогли скрыть его силу. Пусть весь Вюрцбург почувствует запах правды. ---Ночью они работали втроём: Грета, Йоханн и Фогель.
В котле шипели настои розмарина и лаванды, добавлялся ладан, лимон, немного железа — в память о том самом флаконе. Комната заполнилась паром, похожим на серебряный дым.— Если кто-то войдёт, решит, что мы и вправду колдуем, — буркнул Йоханн.
— Пусть думают. Мы и вправду творим чудо, — ответила Грета, размешивая зелье. — Только не магией, а разумом.Фогель молчал, наблюдая, как она движется — уверенно, сосредоточенно, будто танцует. Свет лампы скользил по её коже, и в этом свете она выглядела сильнее любого страха.
— Грета, — тихо сказал он, — если это не поможет…
— Тогда я хотя бы уйду, пахнущая честью, — улыбнулась она. — Но я не уйду. ---К утру смесь остыла. Грета разлила её по трём флаконам.
— Vita nova, — прошептала она. — Новая жизнь.Когда монахи и писари вновь появились у её лавки, она стояла на ступенях, в руках — флакон.
— Вот, — сказала спокойно. — Это то, что вы ищете. «Вода жизни». Пахнет правдой.Она открыла пробку — и воздух наполнился ароматом чистоты: свежесть после дождя, хлеб, тёплый мёд, розмарин. Толпа замерла. Даже монах, державший свиток, ослабил хватку.
— Попробуйте обвинить в колдовстве то, что пахнет домом, — сказала Грета.
И впервые за все дни Вюрцбург стих.
Только звон колоколов эхом отозвался над городом, будто сама судьба поставила точку.Позже, уже в тишине комнаты, Йоханн наливал вино, Фогель сидел у окна, а Грета смотрела на руки — в них всё ещё оставался лёгкий блеск настойки.
— Кажется, вы сделали невозможное, — сказал доктор. — Нет, — ответила она. — Просто напомнила им, что чудо — это запах, который не купишь.Йоханн усмехнулся:
— И всё-таки вы ведьма, фрау Грета. Только добрая. — Не ведьма, — мягко поправила она. — Просто женщина, которая знает, как смешивать жизнь.Она подняла бокал.
— За то, чтобы никогда не пахнуть страхом.Три бокала звякнули. За окном вставало утро, и город снова дышал.
А воздух — пах розмарином и победой.Глава 13.
Глава 13
Они въехали в Линдхайм до рассвета — в ту серую полоску времени, когда город ещё не спорит, а только дышит. Мостовая блестела тонким инеем, на крышах лежала мука ночного тумана, а из редких печных труб тянулись ниточки дыма. Колокол на башне кашлянул раз, потом другой — и замолчал, будто проверил: все на местах.
Грета спрыгнула с повозки, коснулась ладонью косяка двери лавки — как будто здоровалась с домом. Дерево под пальцами было тёплым, сухим, узнаваемым.
— Мы дома, — сказала она, и в этом не было ни драматизма, ни облегчения — просто факт, как температура кипения воды.Ханна, поднятая стуком, вылетела на крыльцо в накинутом платке и тут же заплакала — громко, без стыда.
— Я думала, вас сожгли там, где вы с вашими ярмарками и чёрными бутылками! — Сначала дай обнять, — хмыкнул Йоханн, ловко подхватывая её на руки и кружась. — Сожжённых не поднимают, они тяжелее. — Поставь меня, леший дорожный, — фыркнула она, сморкаясь в край платка. — Фрау, вы… вы целы? — Цела. И голодна, — ответила Грета. — Сначала чай и яичница. Потом — новости.---
Новости были такими, какими бывают новости там, где ещё помнят костры: быстрыми, прилипчивыми и пахнущими страхом.
— Слухи пришли вчера, — докладывала Ханна, раскладывая на столе ржаные ломти и кружки. — Говорят, на ярмарке нашли «злой знак», что фрау Браун «варит воду жизни», и что монастырь прислал предупреждение. Полгорода шепчет, что у нас под прилавком живёт дьявол, вторая половина — что тут живёт спасение. А фрау Клаус велела передать: если вас тронут, она выпустит своих гусей.
— Тогда город обречён, — серьёзно сказал Фогель. — Гуси сильнее инквизиции, их не переубедишь. — Сильнее гусей только налоговая, — добавил Йоханн. — Но я на всякий случай закуплю зерно.Грета молча развернула свёрток с дорожными заметками, вынула из кармана обломок чёрного стекла — тот самый, со звездой в горлышке, — и положила на стол.
— Это подделка. Наша подделка. Человек, который её оставил, был достаточно умен, чтобы знать символы и достаточно глуп, чтобы не знать город.— Почему «не знать город»? — спросил Фогель.
— Потому что положил знак под скатерть, — ответила Грета. — А у нас на ярмарках скатерти снимают каждые полчаса, чтобы вытряхнуть крошки и монеты. Он рассчитывал, что найдут сразу. Нашёл Фогель — а должен был найти писарь. Значит, цель была не доказательство, а скандал. Из тех, что пахнут долго.Фогель кивнул, взгляд у него был ясный, уставший.
— Я навещу настоятеля. Если есть «официальная бумага», я её увижу. И… — он задержался на пол-слова, — Грета, постарайтесь сегодня не продавать «чудес». Только мыло, травы, уксус. Ни одной новой «воды». — Будет «скучный день», —