Старшина отёр руки, не глядя на Иринины таблички.
— Запишем. Мыло — для рук, без лекарских обещаний. Цена — ровная. Он ткнул пером в книгу: — Долг перед гильдией — пятнадцать талеров. Срок? — По мере выручки. Еженедельно по талеру. Здесь, — Ирина положила маленький мешочек на край прилавка. — Первый — сейчас.Он осторожно кивнул, как человек, которого лишили радости скандала.
— И последнее: поставщики. — Писать? — спросила Ирина. — Писать. Она вывела: «Й. Мейер — смолы, спирт; Шустер — стекло; Травница Эльза — травы; монастырь Св. Якоба — уксус.» Йоханн, не удержавшись, сделал беззвучный поклон — «спасибо за рекламу».Писарь поддул чернила. Старшина свернул лист.
— На сегодня — всё. Через месяц — повторная проверка. И если я увижу тут хоть одну «чудо-воду» без разрешения — закрою лавку.— Чудес у меня нет, — сказала Ирина. — У меня есть чистота, порядок и цена без «конуса».
Он посмотрел на неё с раздражением человека, который пришёл за преступлением, а нашёл порядок.
— Живите, фрау Браун. Пока живётся.Они ушли.
Лавка минуту молчала, как поле после града. Потом Ханна села на скамью и зарыдала — громко, счастливо, некрасиво, как и положено счастью. Фогель выдохнул и положил на прилавок маленький брусочек — «свой». — Верну через месяц, — сказал он. — Хочу ещё «проверить» эффект. Йоханн хлопнул дверь и рассмеялся: — Ах, фрау, вы устроили самой скучной гильдии самой красивый урок. Возьмите мою руку — так не падают, если что.— Спасибо, — сказала Ирина. — Но падать я теперь буду только в постель. От усталости.
Трое рассмеялись.
Город снаружи шумел, как река: люди отплясывали свои заботы. А в лавке пахло лимоном, розмарином и победой на один день.Этого было достаточно, чтобы жить дальше.
Глава 5.
Глава 5
Город умеет говорить без рта.
— Ханна, — сказала Ирина ровно, — сегодня работаем с улыбкой.
— С какой именно? — С той, что не извиняется за чистоту.Она поставила у входа таз с тёплой водой — «ярмарка чистых рук» стала ежедневной. Рядом — табличку «даром». Из лавки не уходил запах розмарина и тёплого дерева; где-то на «второй полке воздуха» тонко держался лимон.
Первые покупатели пришли рано: Фрау Клаус принесла полбулки и слух — «монахи вчера намылились как не в себя», мальчишки — за уксусом «для опытов», старик со шрамом — за настоем корня девясила «для внучки». Ирина продавала быстро и чётко, будто дирижировала маленьким оркестром. Пальцы помнили вес флаконов, глаза — порядок на полках, уши — тембр чужого «спасибо», по которому понятнее всяких «пожалуйста».
Около полудня в лавке появился новый тип — «слишком чистый». На нём был почти новый камзол, на руках — перчатки (здесь это считалось излишеством), на лице — лёгкая вежливая пустота. Он нес собой запах — не дороги, не навоза, не хлеба: пустой запах, как у комнаты, где давно не жили, но часто проветривали.
— Frau Braun? — вежливо поклонился. — Я гонец от Старшины гильдии. У нас просьба.
Он вытянул лист. На нём формально:«Гильдия благодарит за сотрудничество и просит предоставить на обозрение образцы масел и настоев, используемых при торговле. В том числе — «чистую воду розмарина» (если таковая имеется). Подлинность подтвердить при свидетелях. Время — сегодня, после вечерней службы, место — монастырь Св. Якоба.»
Ирина прочла. Подняла взгляд.
— «Просит» — звучит мягко. Я правильно понимаю, настоятель будет там? — Разумеется, — вежливо кивнул «слишком чистый». — Это его инициатива. Со стороны гильдии — писарь, молодой брат Лоренц. — И от городской управы? — Доктор Фогель, — бесстрастно ответил он.— Прекрасно, — сказала Ирина. — Передайте: я приду. С розмарином. И с чистой правдой.
Гонец поклонился и вышел, оставив за собой ничего. Пустота — тоже запах, Ирина это знала.
— Пойдёте? — Ханна, не скрывая тревоги.
— Конечно. Прятаться — хуже. Пусть видят, что у нас нет тайников, кроме полок. — Возьмёте кого-то с собой? Ирина поняла подтекст — «Йоханна». Поморщилась. — Возьму воду, лист расчёта и голову. Остальное — на месте.---
До вечера она работала как хирург перед операцией — без права на лишнее движение.
Вынула из дальнего ящика пустые фиалы, простерилизовала их паром — по-нашему, «прокипятила над котлом». Разлила гидролат розмарина по трём образцам, подписала: «первая вода», «вчерашняя», «сегодняшняя» (пусть видят последовательность). Достала ещё один флакон — маленький, жидкость в нём прозрачная, с едва уловимым лимонным шлейфом. Это была её самая чистая — «вода цитруса», полученная утром с медной крышкой и холодной тканью.— Ханна, — сказала Ирина, — если к вечеру я вернусь без бочки и с миром, поставь чай. Если с бочкой и без мира — слушай, что скажу, и делай, не споря.
— Не пугайте так, — попросила Ханна, но поняла: не о шутках.Перед самым закрытием в дверь просунулся Йоханн — как кошка, которая знает все щели.
— Слышал. Монастырь зовёт на «чай». — У вас уши как у рынка, — сухо ответила Ирина. — У рынка — мои уши, — парировал он. — Иду с вами. — Нет. — Фрау, я не герой, я — дисторсия внимания. На меня будут смотреть, когда вам нужно — чтобы на вас смотрели только позже. — Йоханн, — Ирина устало потерла переносицу, — там будет настоятель. Он любит правильные слова. Вы — неправильные. — Но полезные, — улыбнулся он.— Я приду одна, — сказала Ирина твёрдо. — Если мне понадобится зритель — я его выучу из стены.
Он прищурился, изучая её профиль, как карту местности.
—