Слово «тишина» в этих стенах значило не отсутствие звуков. Оно значило вне Потока — хуже изгнания.
Сарайн не дрогнула. Только жемчуг на запястье вдруг потемнел, будто его окунули в холодную воду. Она наклонила голову — не как побеждённая, как игрок, берущий паузу.
— Игра окончена, — прошептал Сфинкс с явным удовольствием. — На этот раунд.
Я шагнула вперёд и положила ладонь на камень чаши. Лампада под кожей щёлкнула теплым импульсом. Голос набрал ту самую силу, что дарит храм — не громкость, ясность.
— Дом, где «мы» громче «я», никогда не купит чьё-то «да» и не продаст чужое «нет». Мы не будем торговать зверями Потока. Мы будем возвращать. И строить. На этом стою.
Жрицы кивнули сразу — редкий, почти домашний жест. Храм принял слово.
* * *
Возвращение наверх было похоже на вдох после долгого нырка. Голубое солнце стояло выше, сиреневое опускалось, и их лучи скользили по траве, как две теплые руки. У ограды нас ждали — феникс на коньке крыши, вивернолань у ворот, феликус на перилах. Лунокрыл, уже освоившийся в рощице у воды, поднял голову и щёлкнул крыльями — как колокольчик на удачу.
— Протокол пришёл, — сообщил кристалл связи спокойным светом. — Всё записано в книгу. Тропа — под защитой.
Сфинкс довольно фыркнул:
— Запись — лучший амулет против забывчивости власти.
— А против шпиона, — сухо добавил Риан, — лучший амулет — руки. Наши.
Мы молча обошли периметр. «Лунный Зев» под дверью дышал ровно; зеркала Мирэллы у балок показывали чистоту; ни одной чужой метки. Ардан проверил гнёзда кристаллов, Каэль — швы дверей. Даг мурлыкал — без тревоги.
Я шла последней и чувствовала, как в теле растворяется жесткий ком вчерашней настороженности. Не исчезал — таял. Вода источника отвечала чистым звоном, как настраиваемая струна. Это и было главное: равновесие вернулось.
— Света, — остановил меня Каэль у южной двери. — Можно… снять и мой маркер?
В его голосе не было просьбы о милости. Это был выбор. Я подняла ладонь — артефакт на его шее, последний «служебный» знак, выпустил глухой вздох и погас. Металла стало меньше в мире. Воздуха — больше.
— Теперь ты — просто ты, — сказала я.
— И ваш, — ответил он, и глаза у него были ясные, без привычной тени. Уголок губ дрогнул. — И свой.
Риан молча подтянул его за плечо и слегка тронул лбом — короткий, мужской жест. Ардан хмыкнул, но в его хмыке слышалось довольство.
— Проверим печь? — предложил он спокойнее обычного. — Пирог под такие новости сам просится.
— Пирог просится всегда, — отозвался Сфинкс. — Особенно когда пророчества надо запивать вином.
Мы рассмеялись. Смех — лучший оберег.
* * *
К вечеру дом пах выпечкой, жаром дерева и травами. Иллена задержалась — тихая, без привычной стальной осанки. Она долго стояла у окна, пока два солнца раздевали воду до стеклянного блеска, и сказала неожиданно мягко:
— Ты наделала ошибок. Но сегодня ты сделала правильно. Не потому что победила, а потому что вернула на место.
— Я не одна, — ответила я просто. — Мы.
— Поэтому у тебя и получилось, — кивнула она и, помедлив, добавила: — Завтра мой дом пришлёт наверх двоих мастеров. Без ошейников и без лишних вопросов. Пусть строят там, где свет.
Это была не милость. Это была настоящая поддержка.
* * *
Ночь пришла без тревоги. Феникс растянулся тёплым обручем на крыше, на ограде горели ровные зелёные глаза кристаллов. Лунокрыл заснул в ветвях Дага. Дом дышал в такт. Я сидела на ступенях в тонкой рубашке и чувствовала кожу — как новую нить в ткани мира.
— Позволишь? — Риан сел рядом, не касаясь.
— У нас же «по желанию», — улыбнулась я. — Всегда.
Он протянул руку, и я вложила свою ладонь в его — так просто, будто мы делали это всегда. Каэль устроился по другую сторону, локоть к локтю — тепло, в котором нет ревности. Ардан поставил рядом кружки, сел на ступеньку ниже и опёрся спиной о нашу коленку — как о тёплый камень.
Мы молчали. В этих стенах слова часто важнее жестов. Но сегодня жесты были ответом. Дом мурлыкал. Два солнца сходились на краю неба.
Кристалл связи тронул воздух мягко, как вежливый стук.
— Лана, — голос Эйлин прозвучал не официально, а… тепло. — Пророчество любит время. Но сегодня — строчка для тебя:
Имя ты назвала. Огонь ты приняла. Дорогу ты открыла. Осталось — сердце. Сердце — это дверь.
Тёплый ток прошёл по коже — там, где лампада. «Сердце — дверь». Я ощутила, как рядом сжимают мои пальцы — не крепко, бережно. «Мы» ответило сильнее, чем любое «я».
— Значит, завтра — сердце, — сказала я шёпотом. — Но сегодня — дом.
Даг тихо, почти неслышно, хрустнул балкой: согласен. Вода у берега звякнула — как тонкая струна, что нашла верный тон.
Сарайн где-то внизу изводила жемчуг, Совет переписывал формулировки, «Сети» пытались вытравить зеркальные ожоги. А у нас была тропа с именем, дверь, которая спрашивает, лампада, что дарит голос, опора Потока на своём месте и — дом, где «мы» громче «я».
Арки легли, как камни в своде, и свод держал.
Мы сидели так, пока два солнца не коснулись друг друга краями и не зажгли небо общим сиянием. Тогда я встала, вытянула руку — и трое поднялись следом, будто это — старый наш обычай. Может быть, так оно и было всегда, просто мы вспомнили.
— Спать, — сказала я. — Завтра — жить.
Глава 12
Глава 12.
Три солнца одной правды
Два солнца Верхней земли поднимались над горизонтом медленно, будто не спешили начинать день, а я уже стояла на веранде с чашкой густого настоя из горных трав. Сегодня в доме было необычно тихо — ни шороха крыльев феникса, ни ленивого ворчания сфинкса. Даже Даг, наш живой коттедж, будто замер, слушая.
— Пахнет решением, — тихо сказал Риан, появившись за моей спиной. Его голос был ровным, но в нём пряталась та самая едва заметная пружина, что всегда срабатывала перед важными событиями.
Сегодня мы собирались