— Вдруг, — прервала она мягко. — Но первым делом — спим. Вторым — завтра уйдём вверх по хребту, там есть селение. Пересидим пару дней, пока уедет инспектор. И только потом — Библиотека.
— А третьим? — не удержался он.
Она шагнула ближе — ровно на ту дистанцию, где дыхания смешиваются. Тень от её плеч легла на его грудь.
— Третьим — ты перестанешь смотреть на меня, как на картину в Лувре, которую мечтают потрогать, но боятся сломать.
Уголок его губ дёрнулся. Он опустил взгляд — совсем на миг — на линию её ключиц, на блики пота, подсохшие на шее.
— Это невозможно, — прошептал он. — Слишком поздно.
Она не поцеловала его. Только кончиками пальцев провела по его запястью, куда впаян чип, — и от этого простого контакта у него в животе вспыхнул маленький костёр.
— Значит, держи себя в руках, профессор. До поры.
Он усмехнулся и опустился на койку. Ночь под шатром была густая, и только металлический тубус между ними напоминал: их игра стала серьёзной.
---На рассвете лагерь зашевелился. Повар вывесил на верёвке влажные полотенца, генератор пару раз захрипел и взял тон, ахнули чайники. Элла уже была на ногах — подтянутая, собранная, с убранными на затылок волосами. Артём пил сладкий чай из бумаги, морщась от сиропной густоты.
— Обувь, — она кивнула на его кроссовки. — Перевяжи голеностопы. Если полезем по откосу, слетишь вниз — не донесу.
— Сомневаешься? — он попробовал пошутить.
— Уверена, что донесу. Но не хочу.
Они успели уйти до того, как Сами с охраной закончили обход. Тропа вдоль известнякового гребня резала ладони шершавым камнем — приходилось цепляться. Жар быстро поднимался, тени становились короче, воздух — вязче. Внизу вставала Долина — как вывернутый амфитеатр, где солнце было и софитом, и палачом.
Селение приняло их не сразу. Старик у колодца провёл глазами по их одежде, по пыли на коленях, по рюкзаку. Девчонка с корзиной фиников уронила один плод, тот раскололся сладко и липко, как шёпот поцелуя. Пес бежал молча — только хвост умел разговаривать.
В тени низкого дома их встретила женщина в чёрном платке, кожа — янтарная, глаза — густые. Она не спрашивала, кто они, — только поставила на стол кувшин с водой, тарелку с хлебом и солью.
— Шукран, — сказал Артём, и женщина кивнула, заметив акцент.
Элла сидела, не расслабляясь, облокотившись на стену, глядя на проём двери. Пальцы легко массировали запястье — привычка держать ритм дыхания ровным. Рядом лежал тубус, завернутый в полотнище и примотанный шнуром — как обыкновенный свёрток.
— Знаешь, — сказал он вдруг, глядя в окно, где ветер поднимал песок над плоской крышей напротив, — я думал, что когда попадёшь в «свой» век, исчезает страх. Но его больше.
— Потому что есть, что терять, — она посмотрела на него. — До того, как мы вошли в Библиотеку, терять было только время. Теперь — друг друга.
Он не успел ответить — на пороге появился мальчишка лет десяти с бритым затылком и огромными глазами. Он показал острыми пальцами в сторону гребня: наверху, на кромке, мелькали три силуэта.
— Юсуф, — тихо сказала Элла. — Нашёл нас быстро.
— Потому что мы оставили следы, — без злости заметил Артём. — В песке всегда остаётся грамматика движения.
Она уже поднималась. Рука описала короткую дугу — он понял, что делать. Свёрток ушёл в нишу под глиняной лавкой; женщина в чёрном платке молча придвинула корзину с бельём, прикрыв.
— Если что, — Элла наклонилась к нему, — это не побег. Это перестановка фигур. Библиотекари любят шахматы, верно?
— Я люблю тебя, — сорвалось с языка, и он сам удивился, как просто это прозвучало, будто давно лежало готовым.
Элла задержала взгляд на миг дольше, чем следует, и уголок её губ дрогнул.
— Докажи. Выживи. А потом скажи это ещё раз — не в пустыне.
Она вышла на солнце — и мир сдвинулся, словно чей-то невидимый палец пролистнул страницу. Мужчина на гребне поднял руку, махнул; за его спиной качнулся блеск — бинокль или ствол. Элла скользнула в тень стены, камень охнул под пяткой. Артём отступил в глубину комнаты, прислушиваясь к гулу крови в ушах и к далёкому шороху древней бумаги, что лежала рядом — как обещание.
Папирус, названный жрицами регистром принесённых, тихо дышал в своём полотнищe. На полях у одной из строк тянулась крохотная метка — две пересечённые линии в форме буквы «Э». Он заметил её, когда сворачивал. Метка стояла рядом с записью, где говорилось о «стражнице, утащенной у моря, у которой сердце — как пламя, а рука — как меч».
Он не успел понять, почему у него мурашки прошли по шее: у двери уже шуршали шаги.
— Готов? — Элла заглянула внутрь, и в её голосе было всё — и азарт, и нежность, и сталь. — Пора снова «ничего не красть» у инспектора.
Артём поднял рюкзак, поправил ремень, сжал плечо Эллы — коротко, благодарно. И пошёл следом, понимая, что пустыня с её прямым солнцем и прямыми тенью — лучший театр для людей, у которых наконец-то появилась своя история.
Глава 11.
Глава 11
Холод ударил сразу. После обжигающего солнца Египта морозный воздух показался ножами по коже. Юлия втянула голову в плечи и поёжилась — меховой плащ, который выдал гардероб Библиотеки, спасал плохо. Зато Артём сиял, будто попал домой: глаза бегали по деревянным избам, узким улочкам, тёмным церквушкам с куполами.
— Московия, шестнадцатый век, — выдохнул он с восторгом. — Если верить хроникам, именно в это время Библиотека Ивана IV исчезла.
Элла в меховой шапке выглядела как воплощение самой зимы. Она шла уверенно, сканируя взглядом всё вокруг.
— И ты думаешь, мы просто так возьмём и найдём её? — спросила она. — Вдруг она исчезла не случайно.— Именно поэтому мы здесь, — ответил Артём. — У нас есть подсказка.
Он достал пергамент, который выдали в Библиотеке: на нём был план Кремля с пометкой красной краской — «подземные ходы».
Юлия — библиотекарь-новичок — осторожно шагала по деревянному мосту через замёрзший ров. Её охватывало