Давно пора, если уж совсем честно. Вот только раньше Лана не посмела бы противоречить матери. А теперь — не просто смеет, а чувствует себя вправе и противоречить, и ругаться, и даже ставить условия! Она – ученица Мастера, будущий мастер-артефактор, а не просто школьница. Она работает изо всех сил ради будущего семьи, а мать тем временем разрушает это будущее? Хватит!
Фонарь у крыльца не горел. Лана нахмурилась: неужели все настолько плохо, что мать начала экономить даже на электричестве? Раньше здесь стоял артефактный фонарь на магических накопителях. Но накопители разрядились, купить новые было не на что, а сделать – некому, и Лана сама заменила старинный фонарь на современный, с самой обычной лампочкой из хозяйственного магазина. Как раз за год до поступления в школу магии, летом. Лана тогда еще подумала, что если не через год, так через два научится делать накопители и вернет старый фонарь на место. Это теперь она знает, что даже самый слабый накопитель – уровень совсем не школьника. Да и вообще, вкрутить лампочку не только гораздо проще, но и намного дешевле.
В коридоре тоже было темно, пахло пылью и плесенью. Лана пощелкала выключателем, запустила под потолок цепочку магических светлячков и в их тусклом свете сменила босоножки на домашние тапочки. Спросила:
— Вы здесь убираете хоть иногда? Проветриваете? Я уезжала из нормального дома, а вернулась как будто в склеп.
— Склеп и есть, — буркнула Белинда. — Даже со своим фамильным призраком.
«Фамильный призрак» тем временем вышел им навстречу и спросил недовольно:
— Ну и где шлялась, наказание мое?
— Меня она встречала, — резко ответила Лана. — Спасибо, мама, я тоже рада тебя видеть.
В свете магических светлячков мать и правда была похожа на призрак. Бледное лицо казалось еще бледнее из-за некрасиво свисавших по сторонам тусклых, безжизненных волос – хоть бы в косу их заплела, если лень прическу сделать, раздраженно подумала Лана. В черных прядях прибавилось седины, поджатые тонкие губы давно, наверное, забыли, что такое улыбка. Мать куталась в голубую ажурную шаль, и Лане тут же захотелось подойти, пощупать мягко блестящие нитки, рассмотреть узор. Дорогая вещь и, кажется, с какими-то чарами.
Элея Иверси умела жить экономно – поди не научись, когда на одну пенсию погибшего мужа двух дочерей поднимаешь! Порой Лане даже казалось, что мать находит какое-то извращенное удовольствие в их бедности, как будто вечная нехватка денег делала ее подвижницей, а то и мученицей. Но иногда на нее находило, и она позволяла себе что-то не просто дорогое, а из категории «вызывающе не по средствам». Лана этого не понимала, но и осуждать не хотела: наверное, матери была нужна эта отдушина. Других-то нет. Но сейчас почему-то задело.
— А ты почему не в школе? — спросила мать с таким видом, как будто только что ее заметила. — Разве у тебя не экзамены?
— Экзамены, — едко подтвердила Лана. — Два дня на подготовку осталось, а я должна мчаться домой и приводить в порядок Белинду, потому что ты наконец проклевала ей мозги до нервного срыва. Мама, тебе не стыдно?
— Ты еще поучи меня вас воспитывать! — чуть ли не взвизгнула мать.
— Довоспитывалась уже! — со слезами заорала Белинда. — Видеть тебя не хочу!
— Да как ты!..
С тапочками я поспешила, обреченно подумала Лана, привычно пропуская мимо ушей мгновенно вспыхнувший безобразный скандал. Но что делать, делать-то что?! Тут как бы не пришлось снова сестренку по улицам ловить. Или хватать такси и везти ее в общагу в надежде на внезапное и абсолютно нереальное милосердие Грымзы. Как же отвратительно, когда совсем некуда уйти! Была бы у них тетка, бабушка, да хоть какая-нибудь пятиюродная сестра, на худой конец! Ясно одно – если сейчас оставить Белинду с матерью, добром это не кончится.
— Иди куда хочешь! — ввинтилось в уши. — Ты не дочь мне!
И тут Лану прорвало.
— Мама, думай, что говоришь! Если она не дочь, то и ты не мать!
— А я не хочу матерью бездари быть! Позор, какой позор…
Белинда дернулась к выходу, Лана схватила ее за руку, другой рукой подхватила под руку мать и, едва не рыча в голос, потащила обеих вниз, в тайную часть подвала. В родовой ритуальный зал.
Сама она была там только однажды, как раз перед поступлением в школу магии. Что она знала о ритуалах? — ничего. Но в семейных записях читала, что для родовых ритуалов нет жестких канонов. Всякое случается, бывает, что взрослые не успевают передать науку наследникам. Поэтому, когда приходит дитя рода, главное – обратиться от всей души к предкам и потомкам. Если не с ерундой пришел – подскажут и помогут.
Тогда она побоялась спрашивать, и помощи просить – тоже. Только молча пообещала выучиться, стать мастером и возродить род. Никакого отклика не ощутила, но так ли он нужен, когда уже приняла решение?
Теперь же – сама не понимала, почему ее вдруг туда понесло. В голове царила звенящая гневом пустота. Если мать ее не слышит, пусть предков послушает! Перед которыми ей «ах-какой-позор, дочь бездарной родилась»!
Потом она вспомнит и удивится: и мать, и Белинда молча и послушно шли за ней. Двери в ритуальный зал открылись сами – и громко захлопнулись, когда все трое переступили порог.
Заброшенная, почти позабытая часть родового дома. Место, где давным-давно никто не бывал, потому что некому было его использовать, оставшееся в памяти промозгло-холодным и затхлым, словно склеп. Как, почему оно вдруг обрело собственную силу? Их, всех троих, как будто позвали туда без права отказаться – но и это придет Лане в голову гораздо позже. Когда она начнет искать хоть каких-нибудь логичных объяснений, как будто магия, настоящая магия, а не школьные азы, вообще требует логики.
Но в тот момент ей просто показалось, что в подвале бушует магический шторм, а ее саму и мать с Белиндой подхватили и тащат вперед неодолимые волны.
Не осталось ни затхлости, ни мрака. Вспыхнули золотым светом