— Помедленнее, — усмехнулась Лана. — Тебе тоже идет твой сарафанчик, и я заметила, как ты вчера смотрела на Зурабию, но, обрати внимание, я ни на что не намекаю!
Белинда лукаво сверкнула глазами.
— Можешь и намекнуть, я не обижусь! О-о, Лана! — она закружилась, раскинув руки, взметнулась нежно-фиалковая юбка-колокольчик, и Лана подумала, что никогда не видела сестренку настолько беззаботной и счастливой. — Ты ведь не вернешься к этому мерзопакостному Рекмарсу? Не вернешься?
— У меня с ним контракт, — напомнила Лана. — Но я очень надеюсь, что наш с тобой знаменитый дед найдет способ его расторгнуть.
— Найдет! — уверенно заявила Белинда. — Даже не сомневайся! Эх, знать бы раньше, что у нас такие крутые дедушка с бабушкой!
— Ладно тебе. Пойдем лучше, поищем, где здесь можно попить чаю с утра пораньше.
Долго искать не пришлось: почти сразу столкнулись с бабушкой, и «попить чаю» тут же превратилось в плотный завтрак. Вкусный! А не надоевшая до смерти пресная овсянка. А ведь если бы не вчерашнее появление деда, у Белинды скоро и овсянки бы не было…
Только сейчас Лана осознала весь ужас решения матери о пенсии. Вчера просто не успела осмыслить.
— Что с тобой? — спросила бабушка. — Лана, дорогая, ты в порядке?
— Нет. Я не в порядке. — Пришлось сцепить пальцы в замок, чтобы хоть немного успокоиться, держать себя в руках и не поддаться истерике. — Я подумала о маме. Почему она так поступала?! Я не могу этого понять, совсем не могу!
Она не заметила, как бабушка оказалась рядом. Только ощутила мягкое объятие, сладкий аромат духов. Вздохнула судорожно.
— Ваша мать нашла очень хитрую лазейку в законе. Воспользовалась твоим же решением. Ты приняла главенство над родом, и ответственность за всех его членов перешла на тебя. В рамках традиций. А как только ты стала совершеннолетней и самостоятельной не только по традициям, но и по закону, она забрала то, что считала своим, и…
— И бросила нас! — зло сказала Белинда.
— Да. По закону, но не по совести. И будьте уверены, рано или поздно всё, что она сделала, ей вернется.
— Нам от этого станет легче? — буркнула Белинда.
— Кто знает. Но вы теперь с нами. Вы не одни. И мы не одни, — добавила чуть дрогнувшим голосом.
— А дедушка где? — спросила Белинда.
— Работает. А у нас с вами весь день свободен, чем хотите заняться?
Лана сейчас только одного хотела — понять, как они с Белиндой будут жить дальше. Что будет с ее ученичеством, с курсами Белинды. Но, наверное, все это как раз и надо будет решать… как бы сказать? По итогам дедушкиной работы? Да, наверное. А пока…
— Папины фото, — тихо сказала Белинда. — Мы ведь даже не видели его никогда. И вообще.
Так и вышло, что, позавтракав, уселись на мягкий, удобный диван в небольшой гостиной – бабушка в центре, перед низким кофейным столиком, Лана справа, Белинда слева. На столике высоченной пирамидой высились фотоальбомы.
Бабушка ловко достала один из середины стопки, сказала, открывая и быстро листая страницы:
— Вот что я хочу показать вам прежде всего. Каким был Гарэд в шестнадцать лет.
— Оу… — после нескольких секунд общего молчания протянула Белинда. — А мне пойдет короткая стрижка!
А у Ланы мелькнула странная и очень неприятная мысль: не потому ли мать так допекала Белинду упреками, что та на одно лицо с папой? У самой Ланы сильнее проявлялись черты Иверси, а Белинда… надо же, один в один! Словно близнецы.
На фотографиях, где папа вырос и возмужал, сходство не настолько потрясало. Но все равно бросалось в глаза.
А еще папа был… живым. Он смеялся, махал кому-то рукой, в задумчивости ерошил волосы. Даже на фото, где он стоял в почетном карауле у резиденции Императора, совсем не выглядел деревянным истуканом.
— Жаль, что мы его не знали, — прошептала Белинда, проводя кончиками пальцев по очередной фотографии – в какой-то жаркой стране, на фоне пальм и фонтана. — Папа…
И тут в гостиную буквально влетел дед. Остановился, как будто с размаху врезался в стену. Шумно выдохнул. Пожаловался:
— Старею. Нервы сдают.
— Что случилось? — бабушка вскочила, подбежала к нему. Нахмурилась. — Врача? Успокоительного? Пойдем, присядь.
Дед уселся на диван, туда, где только что сидела бабушка, и вдруг сгреб обеими руками Лану с Белиндой. Прижал к себе.
— Вы здесь. Всё хорошо.
Бабушка накапала в стакан успокоительного, дед выпил залпом, медленно выдохнул.
— Рекмарс? — спросила Лана. — Или что-то другое?
— Он. Сейчас туда отправилась штурм-группа. Я боялся, что ты с утра тоже отправилась… учиться.
В этом «учиться» было столько сарказма! Еще несколько дней назад Лана оскорбленно вскинулась бы, а сейчас и сама так чувствовала. Разве ж это учеба! Но чтобы штурм-группа? Даже не полиция, а силы спецопераций?
— Расскажи, что там! — буквально на мгновение опередила ее вопрос Белинда.
— Ничего хорошего, — словно выплюнул дед. — Эта тварь! Он поил учеников настойкой, усиливающей магию и работоспособность и при этом подавляющей волю и критичность мышления. Ты это пила! — сжал плечи Ланы. — А на твоих комнатах там столько ментальных чар, что по записям и не определить, какие, надо на месте распутывать.
Выдохнул шумно и сердито, словно морж, и продолжил спокойнее:
— По опросам бывших учеников. Его любимая фраза: «Может, из тебя выйдет шедевр, а может, всего лишь дрянной накопитель». Практически все, услышав впервые, воспринимали как шутку. А потом понимали – шуткой там и не пахнет. Он готовит из учеников то, что нужно ему. Для себя. Ваш школьный профессор артефакторики, тот, который затянул тебя к себе в ученики, а потом отдал Рекмарсу. «Дрянной накопитель», по его классификации. Годен только на то, чтобы искать новых жертв. А «шедевры»… Об их судьбе, я думаю, мы узнаем после штурма. И, боюсь, ничего хорошего там не будет.
Лана слушала – и не верила, что слышит правильно. Как будто заснула и видела сон, а проснулась, стоя у самого края пропасти.
— Спасибо Виршову, — глухо сказал дед. — Если бы не он…
— Эгер? — переспросила Лана. — Я как раз хотела спросить, он-то как оказался во всей этой истории?
— Не будь занудой! — припечатала