Их мозг отказывался принимать увиденное. Ведь это были не просто слухи или обвинения политических противников, а правда, показанная священным ритуалом Истины. Это значило, что увиденное реально и оспорить его невозможно.
Спустя мгновение на трибуне началась паника. Волконский вскочил с места, пытаясь заслонить собой проекции, но образы проходили сквозь его тело. Змеева попыталась сотворить иллюзию, чтобы скрыть видения, но магия Истины мгновенно сжигала ее чары. Медведев в ярости ринулся к Воронову, но его остановил силовой барьер самого Магистериума — древние защиты здания активировались, не позволяя прервать священный ритуал.
— Прекратите это! — кричал Волконский на ритуалистов. — Остановите! Это ложь! Обман!
Но Элиас стоял, прижав руки к груди, с ужасом в глазах. Ритуал, усиленный силой Воронова, полностью вышел из-под его контроля. Он не мог его остановить, даже если бы хотел.
А магия Истины продолжала свою беспощадную работу, обнажая перед всем миром истинную природу тех, кто осмелился судить другого.
* * *
Патриарх Орлов
Лучи света погасли так же внезапно, как и появились. Проекции исчезли, оставив после себя у присутствующих лишь осознание ужаса происходящего.
Патриарх Александр Орлов стоял в своей ложе, сжимая перила дрожащими руками. Его аристократическая невозмутимость испарилась без следа. То, что он только что увидел, превосходило его самые страшные предположения о природе власти в империи.
Он посмотрел на трибуну обвинителей. Волконский сидел, уткнувшись лицом в ладони. Змеева безучастно смотрела в пустоту, словно ее душа покинула тело. Медведев дергался в припадке, его охранники пытались удержать его от попыток броситься вниз с трибуны.
Только что, они фактически были публично уничтожены. Как патриархи, как политики и бизнесмены. Их секреты, преступления и истинные лица были показаны половине империи через священную магию, против которой не было защиты.
«Я мог быть на их месте…» — эта мысль пронзила Орлова холодом. Еще вчера он строил планы, как выгоднее породниться с силой Воронова. А если бы тот решил, что клан Орловых тоже представляет угрозу? Если бы он повернул этот беспощадный свет на него?
Какие тайны его рода, какие его собственные грехи увидел бы сейчас весь мир? Орловы были «светлым» кланом, но и у них были скелеты в шкафах — теневые сделки, подкуп судей, неуплата налогов. Ничто по сравнению с ужасами, которые творили другие, но достаточно, чтобы разрушить их репутацию.
От этой мысли у него перехватило дыхание.
Орлов проследил взглядом за удаляющейся из зала с абсолютным спокойствием фигурой Калева Воронова. Тот шел к выходу неторопливо, с изяществом и скучающим выражением на лице. Словно все происходящее для него было очередной рутиной. Глупым спектаклем.
«Это разве человек, который выиграл самый важный суд в своей жизни?» — с ужасом подумал Патриарх. «Да это настоящее стихийное бедствие, которое только что пронеслось по столице, и по какой-то счастливой случайности не задело мой дом.»
Его взгляд упал на дочь — Дарину, которая сидела рядом с противоречивым выражением на лице. Смесь ужаса и восхищения. Страха и… обожания. Она смотрела вслед Воронова с таким выражением, которое заставило отца содрогнуться.
«И я… я только что предложил этому урагану в жены свою дочь,» — осознание накрыло его как лавина. «Предки, что я наделал? Что теперь будет?»
Старый мир умер сегодня, в этом зале, на глазах у сотен свидетелей. А правила нового писало существо, чью логику он не мог даже пытаться понять.
И худшее во всем этом — у него не было выбора, кроме как играть по этим новым правилам.
* * *
Площадь перед Великим Магистериумом была заполнена сотнями людей самого разного происхождения. Простые горожане стояли рядом с мелкими торговцами и ремесленниками. Рядом теснилась и мелкая аристократия. Официальная трансляция, которую власти вывели на несколько экранов, была стерильной и скучной: показывали лишь общий план зала и бесстрастные лица судей, тщательно вырезая все самое интересное.
Но в этот момент произошло то, чего организаторы не предвидели. Алина активировала свой собственный план. Она взломала городскую сеть.
Ее пальцы летали над клавиатурой, обходя файрволы ФСМБ и защитные протоколы Магистериума. Для нее это было все равно что решить детскую головоломку. Через тридцать секунд она получила доступ к прямому, нецензурированному видеопотоку со всех внутренних камер ритуального зала.
А затем она сделала второй ход. Она взломала не только экраны на площади, но и всю общественную рекламную сеть столицы, а затем и региональные сети.
В тот же миг скучная официальная картинка на экранах сменилась десятком разных ракурсов из самого сердца Магистериума. Толпа ахнула.
То, что они увидели — священный ритуал, разоблачивший истинную природу патриархов — повергло толпу в шоковое молчание. Секунду назад эти люди были для них недосягаемыми властителями, полубогами, чьи имена произносились с благоговением, но теперь…
Теперь все видели правду: коррупцию, предательство, циничное презрение к простому народу.
Когда массивные двери Магистериума распахнулись и из них показался Калев, оглушительная тишина взорвалась ревом, который, казалось, потряс основания древнего здания.
— ВОРОНОВ! ВОРОНОВ! — скандировала толпа, и эти крики сливались в единый, мощный рев одобрения, который докатился до самых дальних улиц столицы.
Это было ликование народа, который только что увидел, как справедливость восторжествовала над произволом. Как один человек смог противостоять всей системе и победить.
— Он показал этим мерзавцам! — кричал седобородый ремесленник, размахивая кулаком.
— Теперь они знают, что такое правда! — вторила ему молодая женщина с ребенком на руках.
— Справедливость восторжествовала!
Люди в едином порыве попытались подойти к их герою.
Полиция, выстроившаяся тонкой линией перед входом, была ошеломлена не меньше зрителей.
Капитан охраны судорожно говорил в рацию, явно получая противоречивые приказы от начальства, которое само не знало, что делать в подобной ситуации.
— Просьба соблюдать спокойствие! — пытался кричать он в мегафон, но его голос тонул в общем гуле.
А в центре этого хаоса, этого поклонения и ликования, сам Кассиан вел себя так, словно вокруг него не происходило ничего особенного. Он спокойно и неспешно прошел к своему Аурелиусу, его лицо сохраняло то же выражение легкой скуки, что и во время ритуала.
Он не помахал толпе, не произнес победной речи, не удостоил ликующих людей даже взглядом. Просто открыл дверь машины, сел внутрь и закрыл ее за собой. «Стражи» последовали его примеру, и кортеж тронулся с места, полностью игнорируя массовое поклонение, которое он только что породил.
Толпа бежала за удаляющимися машинами, все еще скандируя его имя, пока транспорт не скрылся за поворотом.
* * *
В тот же момент на центральной