Псайкер изучал каждый профиль с выражением искушенного хищника, выбирающего самую аппетитную добычу. Его тонкие пальцы скользили по голографическим изображениям, словно он уже мысленно щупал души этих людей.
— Алина, — начал Тарханов, активируя первое досье. — Главный научный консультант. Высокий интеллект, аналитический склад ума. Доктор физико-математических наук, специалист по энергетическим системам.
— Скучно, — протянул Даниил, едва взглянув на фотографию серьезной молодой женщины. — Логика — это броня против эмоций. Такие люди слишком хорошо защищены рациональностью. Чтобы их сломать, нужно время и очень тонкий подход.
Тарханов перелистнул к следующим файлам:
— Глеб, начальник безопасности. Бывший спецназовец, абсолютная лояльность. Антон Молот, командир Стражей Эдема. Тоже военный.
— Как я и думал раньше, это лишь солдаты, — пренебрежительно отмахнулся псайкер, даже не удостоив их фотографии взглядом. — У них есть только одна эмоция — преданность командиру. Пытаться ее сломать — все равно что долбить гранитную стену головой.
Даниил встал и прошелся по комнате, его движения были плавными, почти танцующими:
— Понимаете, генерал, военные — это особая каста. Их психика устроена так, чтобы выдерживать экстремальные нагрузки. Их сознание как бункер — может выстоять под любым обстрелом.
Тарханов кивнул:
— Эти люди — инструменты. Они лояльны не из любви или страха, а потому что он сделал их максимально эффективными в их работе. Их разум — это четкие алгоритмы, логика и беспрекословное выполнение приказов. На них воздействовать неэффективно.
— А вот этого товарища мы тоже пропускаем, — добавил Даниил, указывая на досье Константина Лебедева. — Циник и прагматик. У таких людей нет иллюзий, поэтому их нечего разрушать. Они уже приняли мир таким, какой он есть.
Палец генерала скользнул по поверхности стола и остановился на последнем досье — Дарины Орловой. На фотографии была изображена молодая женщина с мягкими чертами лица, добрыми глазами и легкой улыбкой. Даже на официальном снимке от нее исходило какое-то особое тепло.
— Возможно, но вот это… это совсем другое дело, — медленно произнес генерал, постукивая пальцем по фотографии. — Дарина Орлова. Целительница высшего ранга. Идеалистка до мозга костей. Дочь патриарха одного из великих кланов, но выбравшая путь служения людям, а не политическим играм.
Даниил наклонился ближе к изображению, и его глаза загорелись нездоровым, хищным интересом. Он словно почувствовал запах крови:
— О, какая прелесть! Посмотрите на это лицо — сплошное сострадание и эмпатия. Каждая черточка говорит о человеке, который живет сердцем, а не разумом. Связана с ним не логикой или расчетом, а чистыми, искренними эмоциями.
Генерал открыл психологический профиль:
— Согласно нашим данным, она знала Калева Воронова еще в детстве. Дружили семьями. Ее привязанность к нему имеет глубокие корни.
— Еще лучше, — довольно усмехнулся псайкер. — Детские воспоминания, старая дружба — это самые сильные эмоциональные якоря.
— Ее сострадание — это слабость, — продолжил Тарханов развивать мысль. — И уязвимость. Она буквально физически чувствует чужую боль как свою собственную. Несколько раз попадала в больницу из-за эмоционального истощения.
Даниил поднялся и начал ходить вокруг стола, словно выполняя какой-то ритуальный танец. Его движения стали более быстрыми, возбужденными:
— Генерал, вы даже не представляете, какой идеальный выбор сделали! Видите ли, в мире существует два типа людей: те, кто строит стены вокруг своей души, и те, кто строит мосты к другим душам.
Он остановился и посмотрел прямо на Тарханова, и в его взгляде плясали безумные огоньки:
— Строители стен защищены от внешнего воздействия, но строители мостов… о, они беззащитны по самой своей природе. Их сила — в способности чувствовать других, но их слабость — в той же самой способности.
— Конкретнее, — потребовал генерал.
— Представьте себе человека, который настроен на частоту чужих эмоций, — объяснил Даниил, его голос стал почти гипнотическим. — Если я начну транслировать на этой частоте… скажем, страх, отчаяние, боль… она примет это как свои собственные чувства.
— И что тогда?
На лице Даниила медленно расползлась хищная, предвкушающая улыбка:
— А тогда, дорогой генерал, ее свет так легко будет обратить во тьму. Она станет идеальным оружием против того, кого больше всего хочет защитить. И самое прекрасное — она будет искренне верить, что спасает мир от чудовища.
Псайкер подошел к окну и посмотрел в сторону далекого Воронцовска, где ничего не подозревающая жертва занималась своими делами:
— Это будет… изящно. Как симфония, где каждая нота ведет к трагическому финалу, но композицию слышу только я.
* * *
Дарина
Личная лаборатория Дарины в «Эдеме» утопала в мягком свете ночных ламп. Это было ее убежище — просторная комната с высокими потолками, где она могла заниматься исследованиями в тишине и покое. На массивном дубовом столе громоздились стопки древних фолиантов, современных исследований и собственных заметок, исписанных аккуратным почерком.
Сама Дарина сидела, склонившись над особенно толстой книгой — трактатом по теоретической теургии, написанным еще в эпоху Первой Империи. Усталость читалась в каждом ее движении: в том, как медленно переворачивались страницы, как тяжело опускались веки, как безвольно свисала рука, державшая ручку.
Уже давно за полночь, но сон не шел к ней. После «Вызова Истины» прошло несколько недель, но она все еще не могла выкинуть из головы то, что видела и чувствовала во время ритуала. Двойственность ауры Кассиана преследовала ее как навязчивая мелодия — она чувствовала там что-то странное, словно две разные энергии существовали в одном теле.
Странные энергетические флуктуации, которые она зафиксировала своими приборами, не поддавались объяснению. Все известные ей теории не могли объяснить подобного феномена. А ощущение чего-то скрытого под поверхностью не покидало ее ни днем, ни ночью.
«Я должна понять,» — думала она, в очередной раз перечитывая абзац о природе человеческой души. «Должна разобраться, что там произошло. Только так я смогу быть ему действительно полезна, а не просто… украшением.»
Дарина всегда чувствовала себя самым слабым звеном в команде ее друга детства. Алина была гением науки, Глеб и Антон — непобедимыми воинами, даже Лебедев приносил конкретную пользу в финансовых вопросах. А она? Просто целительница, которая лечит порезы и синяки. Еще варит эликсиры, но по рецептам Калева такую работу мог бы делать кто угодно.
Ее глаза слипались от усталости. Слова на пожелтевших страницах начали расплываться, древние руны превращались в бессмысленные закорючки. Голова становилась все тяжелее, мысли — все более путанными.
«Всего несколько минут,» — решила она, складывая руки на столе и опуская на них голову. «Просто закрою глаза на минутку…»
В этот момент все и началось.
Переход был настолько плавным, что сначала она даже не поняла, что заснула, но