— Вот же гад, — вырвалось у меня. — Из него же чуть ли не песок сыплется, откуда такая прыть?
Я пожалел своего пленника из-за его возраста, когда прикручивал к дереву. Плюс опасался, что провожусь дольше получаса с разведкой или уводом финнов — я же не знал, кто это там бредет в нашу сторону — от укрытия. И крепко связанный фельдмаршал мог замёрзнуть или лишиться рук на холоде. В итоге из-за такой жалости у врага появился шанс освободиться и удрать.
Оставив Панкратова в укрытии приходить в себя, я бросился по следам фельдмаршала. Уйти далеко он не успел, хоть и очень старался. По следам было видно, что первые сотни метров он сначала бежал, потом пытался бежать. Дальше уже просто шагал, часто хватаясь за стволы деревьев, оставляя на тех смазанные следы от ладоней в перчатках.
Уже спустя пять минут я увидел его шинель среди деревьев и лесных сугробов. Он часто оглядывался по сторонам и бросал взгляды назад. Финн тоже заметил меня, так как я не пользовался невидимостью. Поняв, что уйти не удалось или просто уже окончательно выбившись из силы, ушедшие на первый рывок, он остановился и повернулся в мою сторону. Когда я к нему приблизился, увидел в его правой руке небольшой пистолет.
«Выговор мне с занесением, что плохо обыскал», — подумал я и тут же нашёл оправдание. — «Да только такая кроха у него могла быть спрятана где угодно, даже в трусах».
Первый выстрел он сделал, когда между нами оставалось метров двадцать. Пуля прошелестела где-то в метре от меня. Возраст и торопливый шаг по зимнему лесу негативно сказались на меткости фельдмаршала.
Не став играть в гимнаста-трюкача и пытаться укорачиваться от пуль, я укрылся за деревом, достал из подсумка гранату и изо всех сил швырнул её в финна, метя в лицо. Такого хода враг от меня не ожидал. И хотя я не попал своим снарядом в его голову, но смог угодить в грудь. Удар оказался чувствительным. Финн охнул, отшатнулся назад и запнулся за отвалившийся сук, скрытый в снегу. Нелепо взмахнув руками, он полетел на землю. При этом вновь нажал на спусковой крючок.
«Надеюсь, на фоне канонады на станции эти выстрелы никто не слышал», — подумал я, подбегая к фельдмаршалу. Ногой ударил по запястью вооружённой руки, выбивая пистолет. Видимо, вложил слишком много сил в удар, так как лежащий громко вскрикнул от боли. На секунду стало жалко старика. Но через миг я вспомнил то, что происходило в Ленинграде в моей истории. Вспомнил дневник девочки, которая рассказывала в скупых строчках, как умирала от голода её семья и соседи. А потом в памяти всплыли рассказы мирных жителей с освобождённых территорий, захваченных украинскими нацистами и их наёмниками, среди которых были и финны, которые творили то же самое, чем занимаются их предки сейчас. И вместо жалости в груди вспыхнуло чувство ненависти. Даже появилось желание проломить пяткой череп пленному, лежащему у моих ног. Честно признаюсь, что справился я с этим приступом с трудом. Вся будущая ненависть к русской нации, к русской крови создаётся именно сейчас вот такими людьми как этот немолодой фельдмаршал. И на протяжении десятилетий, в течение нескольких поколений будет воспитываться в тех, кого СССР победит и мало того — освободит от нацизма и фашизма, ведь это касается не только финнов. Так что чем меньше останется тех, кого позже англосаксы превратят в лидеров и знамёна будущего русофобского движения, тем лучше. Но именно сейчас от Маннергейма всё-таки может быть польза. Пусть не в виде перехода финского главнокомандующего на сторону Советского Союза, но хотя бы секретную и важную информации этот старпёр с царскими кровями выдаст. Обязательно. Не просто же так в моей истории Маннергейма по настоянию СССР исключили из списка военных преступников Второй Мировой. Есть на что надавить у наших на фиников. Точно есть. А с пленным фельдмаршалом таких точек давления станет значительно больше.
— Вставай, пока не добавил, — обратился я к нему.
Тот медленно поднялся, не проронив ни слова.
— А теперь снимай шинель, — приказал я ему, и тут же добавил. — Буду обыскивать, чтобы найти все сюрпризы вроде этого, — и кивнул на отлетевший на два метра от нас пистолет.
— У меня больше ничего нет, — на русском ответил он мне. — Даю слово офицера. Хотя, откуда таким как вы знать о чести.
Я вновь испытал приступ злости. Шагнув к нему, я сграбастал в кулак меховой воротник фельдмаршальской шинели и дёрнул тушку в ней на себя:
— Я знаю о чести побольше всяких мразей, которые готовы обречь на смерть от голода в блокаде детей со стариками и женщинами, которые в любой войне считаются неприкосновенными, — прошипел я ему в лицо. — И не говори, что ты не догадывался о таком исходе, когда выполнял приказы своих господ, холуй немецкий.
В моём мире Гитлер осенью издал приказ о том, чтобы Ленинград был окружён, заморен голодом и уничтожен обстрелами с бомбардировками. Этот же приказ получили и финны. Как с этим обстоит здесь я не знаю, но полагаю, что реальность не сильно отличается от моей.
Тот побледнел, на скулах заиграли желваки. Попытался вырваться и чуть не упал, когда я неожиданно отпустил его.
Глава 6
— Здравствуйте, товарищ Сталин, — поздоровался Берия от порога, прикрыв дверь.
— Здравствуй, Лаврентий, — кивнул ему Сталин. Он стоял возле окна, закрытого плотной шторой и наблюдал за сумерками на улице через окно сквозь небольшую щель между тканью и стеной. — Присаживайся.
Через минуту он занял своё место. За это время нарком вытащил из своей папки несколько листов, покрытых машинописным текстом, и полдюжины фотографий.
— Что тут у нас? — негромко произнёс Иосиф Виссарионович и придвинул к себе первый бумажный лист.
— Это результаты первых экспериментов по ядерной программе с подсказками Дианова, — чётко ответил Берия. — Всё указывает на то, что он не ошибся и не пытался ввести в заблуждение. Результаты все самые положительные.
— Расчёты уже можно строить, когда у Советского Союза появится первая собственная атомная бомба?
— Середина или конец сорок третьего года, по всем прогнозам, — уверенно произнёс Лаврентий Павлович.
— Очень хорошо, — кивнул хозяин кабинета. — А что с этой темой у наших друзей? И врагов?
— Все специалисты, которые отметились в ядерной программе Англии и США, взяты нами под контроль. К немцам подобраться не удалось. Следим за их учёными очень издалека,