Вот и остался Вильгельм в Берлине. Убеждённый в том, что вероятное покушение может и увенчаться успехом, что, в свою очередь, вызовет падение духа войск, а значит и увеличит риск поражения в войне. Не нужен был король здесь, близко к фронту, совсем не нужен. А вот кронпринц – это другое дело. Неглупый, но осторожный: понимающий в политике, но охотно следующий в русле проводимой «железным канцлером» политики; желающий триумфальной победы над основным и по сути единственным конкурентом в германских делах, но готовый кое-чем поступиться, дабы не вызвать печальных последствий в будущем.
Триумф! Вот чего желали почти все генералы и офицеры прусской армии. В том числе и особенно победного марша на венских улицах. После того, разумеется, как австрийская армия будет сокрушена. Однако… Бисмарк был категорически против. Из Петербурга русский министр иностранных дел Игнатьев недвусмысленно намекал о нежелательности чрезмерного унижения Австрии, дабы та не бросилась за помощью туда, куда бросаться не стоило. А именно к Франции и, возможно, Турции. Да и из-за океана, из Ричмонда, неслась та же песня по схожим нотам. Романовы, отец и сын, они между собой всегда договорятся, особенно при полном содействии тому американского министра тайной полиции, любящего скрываться за коронованной спиной монарха, заодно скрывая и множество нитей, посредством которых управлялись многочисленные вольные и невольные марионетки.
– Подписание мира, Хельмут. Кронпринц готов взять это на себя?
– Мы его уговорили. Фридрих Вильгельм умеет слушать и даже слушаться. Я, Бисмарк, Роон – против такого триумвирата он и не пытался спорить.
– Ничего не брать от Австрии, но поглотить часть сателлитов?
– Внутри не Пруссии, а нового Северогерманского союза, – довольно так протянул Мольтке. – Оставить им лишь символическую независимость. И экономику… пока. Войска же и политический голос – это уже нам. В будущем рейхе эти коронованные карлики высоко не подпрыгнут. Особенно в нашем, прусском ошейнике. Позолоченном, чтобы выводить на прогулку было не стыдно.
– Выпьем за это, Хельмут? – зная, что возражений не последует, предложил Штибер, разливая по стаканчикам выдержанный французский коньяк.
– За позолоченные ошейники?
– И за грядущий рейх.
– Прозит!
Два человека, знающих свою силу в настоящем и желающим укрепить её ещё больше в скором будущем. Им нечего было делить – слишком разные области. Вот сотрудничать – это другое, в этом оба видели смысл. А нынешняя война должна была лишь как следует укрепить их взаимовыгодную связь. Как раз до следующей войны, которая уже планировалась, но вместе с тем обещалась стать куда более опасной.
Глава 6
Июнь 1865 г., Нью-Йорк, Американская империя
Всего хорошо в меру, в том числе и путешествий. Ан нет, пришлось снова тащиться в Нью-Йорк. Причём обставляться по полной программе, чтобы визит этот никому не показался подозрительным. Хорошо ещё, что в сей город-остров доставили из-за океана, аккурат из Санкт-Петербурга, ценную дичину, самого в прошлом правителя Коканда, Алимкула Хасанбий-угли. Не просто доставили, а уже успели всё подготовить к прибытию столь важной персоны. Ни разу не уважаемой, но важной! Этот самый Алимкул должен был стать звездой уже второго по счёту международного трибунала, равно как и пара десятков иных кокандцев. Нет, ну а что? Сперва гаитянцы, теперь вот падальщики иной, среднеазиатской породы. И очередная шумиха в европейской и американской прессе, хотя общая тональность тех или иных изданий была известна заранее.
Казалось бы, что там делать мне, особенно если учитывать факт слабого интереса к уже доставленному в Нью-Йорк кокандцу? Да, он должен был сыграть свою роль, став пусть не первым вообще главным обвиняемым на международном Нью-Йорском трибунале, но первым из среднеазиатских и вообще азиатских клиентов. Только моё присутствие в разыгрываемой постановке точно не являлось необходимым и даже важным. Другие есть, более приспособленные и как раз на подобные дела заточенные. Однако я тут, и тому была вполне весомая причина.
Какая? О, Нью-Йорк как-то незаметно для всех и даже для меня становился местом, где можно было решать те международные проблемы, что не требовали огласки. Особенно имеющие отношение к происходящему по эту сторону Атлантического океана. Вот и сейчас именно со мной возжелали пообщаться представители аж целых двух государств – Великобритании и Соединённых Штатов Америки. Неожиданно? Да. Являлась ли тайной тема предстоящей беседы? Отнюдь, ведь иначе я мог и лесом послать, не имея желания плыть морем за не пойми какой масти котом в мешке. И добро бы настоящим котом, мохнатым. Так ведь нет, исключительно в иносказательном смысле.
Бенджамин Дизраэли и Уильям Текумсе Шерман – вот кто возжелал встретиться под благовидным предлогом. Оба они являлись представителями – не единственными, но крайне весомыми – соответственно Британии и США на уже втором по счёту международном трибунале. Положение обоих как бы не слишком соответствовало, но именно сей факт намекал умным людям о важности их сюда прибытия. Министр иностранных дел Великобритании. Заместитель главы Юнионистского союза – второй по величине и уже первой по популярности и авторитету партии в США. Понятно, что им не было особого дела до какого-то кокандца. Вот в течение первых двух дней они и показывали это, присутствуя, но не проявляя себя в полной мере. Надрывались совсем другие люди, куда больше подходящие на роль полных или частичных защитников азиатского царька. Этим двум было совсем не по чину.
Зато договориться со мной о вполне конкретной встрече – это совсем другое дело. Где именно она должна была состояться? В относительно нейтральном месте – на устраиваемом мэром Нью-Йорка Фернандо Вудом званом вечере. Туда по традиции приглашались все мало-мальски значимые персоны. Резиденция же мэра столь важного для империи города, она была… впечатляющей. В смысле большой, красивой, пригодной как для сугубо официальных, так и совсем иного рода приёмов.
Сейчас был именно неофициальный. Но не просто так, не по капризу нью-йоркского мэра или кого-то из значимых персон города, имеющих на него влияние. О нет, тут совсем иное. Просто лично канцлер империи Пьер Тутан де Борегар ненавязчиво попросил в своём письме устроить приём по любому поводу или без оного, но во вполне конкретное время. А Вуд что? Он ещё с момента того самого восстания посреди войны Конфедерации и США привык слушаться, прекрасно понимая, что будет находиться на своём посту до тех пор, пока эффективен как управленец и не создаёт политических проблем. Потому и сидел до сих пор и сидеть мог ещё далеко не один год. Нью-Йорк хоть и не штат империи