Ломоносов понимающе кивнул.
– И русским науку русскую делать… Вы, Михайло Васильевич, со мной? – свернул я разговор, услышав шаги в стихшем после ухода Гольдбаха коридоре.
– С вами, Петр Федорович, – сказал, принимая протянутую руку, Ломоносов.
Еще бы он был против.
Одни немцы вокруг.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ВЫЕЗД. 23 февраля (6 марта) 1742 года
Ладно. Сегодня 23 февраля. День Красной Армии. Нет тут еще Красной Армии и 23 февраля день ни о чем, но сам себя не поздравишь, так никто и не поздравит по незнанию своему. Нарисую себе на компьютере героическую открытку при помощи искусственного интеллекта.
Шутка. А жаль.
Почти месяц я в столице Российской империи.
Ни о чем.
Господи Боже, как тут тяжело. Не в России конкретно, не в Санкт-Петербурге, а вообще. В этом времени. Все так медленно. Если императрица Елизавета тратила на дела хотя бы час в сутки, это было просто чудесно. Обеды, приемы, парады, фейерверки.
Я не знаю, как местные с этим жили, но меня это категорически угнетало. Я считал себя старым ретроградом, глядя на своих внуков и на то, с какой скоростью они хватают информацию, но здесь я чувствовал себя машинистом паровоза, который мчит мимо стоящего в поле зевающего крестьянина. Впрочем, о чем это я? Паровозов тоже еще нет.
Какое тихое и размеренное время. Боже ж ты мой.
Нет, я понимаю почему. Если информация движется со скоростью всадника или корабля, то ты можешь ждать месяц или год, прежде чем принять какое-то решение, а пока можно и поразвлечься, делать-то все равно нечего, а подданных надо как-то развлекать, но…
Вот я в Санкт-Петербурге. Место моего обитания так и не определено. Полтора месяца я сюда ехал. Вопрос о моей экспедиции был в повестке еще раньше. Три недели я в столице Российской империи. До сих пор не обозначен вопрос: а где же живет будущий цесаревич?
Они изволят думать.
Елизавета не хочет меня отпускать далеко, поэтому своего дворца у меня так и нет. Будет ли? Будет. Но вот когда?
Ладно, сегодня мы выезжаем в Москву.
Святое дело. Коронация.
Хрюшки поданы.
Даже боюсь представить себе «древнюю Москву без санкции соответствующих органов», как говаривал булгаковский Иван Васильевич. Там ведь реально полный разгром и пожар. Почти ничего известного мне по прежним будущим временам не существует. Кремль сгорел. Большая часть дворцов не построена. Унылый колхоз. Проходной двор за стенами и внутри Кремля. Что там из того, что я знаю? Ну, Успенский собор. Грановитая палата. «На златом крыльце сидели царь-царевич-король-королевич». И все, по большому счету.
Ну, вроде еще Сенатский дворец, но вроде не тот, что при мне. Или не он вообще. Или не построили. Не помню дат строительства.
Так это еще не сгоревшая Москва года 1812-го.
Стабильный и унылый кошмар.
Душно. Тесно мне тут и сейчас.
Разумеется, я не ехал с тетушкой в одной карете. Это в кино барышни едут в одной карете с молодыми людьми месяцами. Если что, то встали и в разные стороны «до ветра». Конечно, так было тоже, но не в случае с царственной особой. Женское путешествие имеет свою специфику, и мужчинам при сем действе делать нечего. Да и вымораживать теплый возок каждый час – не дело. Холодно.
А возок – да, роскошен. Сам, как вагон, и лошадей вереница с поезд. Матушка-царица знала толк в приятностях.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ – МОСКВА. 28 февраля (11 марта) 1742 года
Тверь мы проехали.
Красиво. Чинно. Благородно.
Зима. Дорога накатана. С нами десятки возков и сотни всадников.
Квартирмейстерская служба на высоте. Теперь я понимаю, почему поездки высочайшей особы между столицами занимают меньше недели. Я из Киля до Потсдама «налегке» ехал дольше. А расстояние почти то же. Тетка гнала. Не тратила впустую время на всякого рода «лучших людей города». Кто смел, тот на остановках показаться царице успел. Но особо к нам никого и не пускали. Выматывает дорога-то. Кости бы размять, поесть и выспаться. Не до того, чтобы поулыбаться, марафет навести да поторговать лицом. Местные понимали: царица устала, а тут они здрасьте, тут вам пожалуйте, тут то, тут се, гори оно все огнем. Еще и голову дурню настырному снесет. Тетка мила и отходчива, но попадать ее под горячую руку не следует! Видел пару случаев в дороге. Все люди живы. Лошадей правда загнали немеряно. Хорошо, что я в полку оставил своего Орлика.
Слава богу, я тут пока не царь. Все понимают, кто я, но все не понимают, как официально ко мне относиться.
Я вроде и свой. Но пока не свой, это точно.
Императрица держит меня при себе, но именно что «держит».
Я рядом. Я пока не с ней.
Она улыбается мне. Я улыбаюсь ей.
После парада тетушка меня и в полк-то всего пару раз отпускала. Пристроить Орлика да посмотреть перед отъездом, как он устроился. Ни в офицерское собрание, ни в Военную коллегию, ни в Адмиралтейство. Чувствую, что императрица от чего-то меня оберегает или не допускает. Я, собственно, в компании этих мужланов и не стремлюсь. Устал от таких же в Киле. Но, с другой стороны, если совсем не иметь опору на гвардию, то мои шансы уцелеть в этой игре весьма и весьма призрачны.
С одной стороны, мне торопиться и некуда. Двадцать лет царствования Елизаветы впереди. А с другой – черт его знает. Я не знаю. Ни в коем случае я не должен…
Тру пальцами переносицу.
Кузьмич, где ты… Я с таким удовольствием выпил бы сейчас с тобой водки, протягивая свою стопку через очередного, препарированного тобой, покойника.
Устал. Серьезно так устал.
Скоро Москва. Ну, почти скоро.
Впереди всего-то двадцать лет царствования тетушки.
А потом… Я не знаю, что потом. Просто не знаю. Задушить себя гвардейским шарфом я, пожалуй, не дам, а там как сложится. А пока я просто устал.
Всехсвятское. Завтра въезжаем в Москву.
Не хочу ничего.
Третий месяц бесконечной гонки.
Три года почти.
Я столько лет был в командировках и экспедициях. Порой очень странных и весьма нервных. Но вот так я не уставал никогда.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ПЕТЕРГОФСКАЯ ДОРОГА. «КРАСНЫЙ КАБАЧОК». 28 февраля (11 марта) 1742 года
Отто неспешно поглощал поданный ему брюквенный айнтопф, точнее русскую импровизацию на тему этого супа. Он бы заказал и второе, но денег было мало, а эта густая похлебка «из всего что было», да еще и со свининой, была тем