Махараджа - Алексей Викторович Вязовский. Страница 51


О книге
сентябре. К тому времени муссоны закончатся, и наши корабли смогут выйти в море. Мы договоримся о способах связи, о сигналах.

Я задумался, взвешивая риски, и не нашел ничего, чтобы могло нам помешать выступить совместно. Даже если Ангре меня подведет, мы ровным счетом ничего не потеряем. Если не подведет — кое-что да выиграем.

Мы обменялись рукопожатиями. Договор был заключен. Мы скрепили его, распив последнюю бутылку вина от португальских монахов.

Нам предстоял обратный путь. Нур, казалось, была довольна встречей. В ее глазах горел огонь предвкушения. Она понимала, что наше будущее, наше царство, обретало все более четкие очертания. И ей казалось, что наш маленький кризис преодолен.

Наш отряд уже готовился к возвращению на материк. Я подошел к Нур, которая стояла на берегу, любуясь рассветом. Ее лицо, озаренное первыми лучами солнца, было прекрасно. Я взял ее за руку.

— Нур, — сказал я, стараясь говорить спокойно, но чувствовал, как голос дрожит. — Мне нужно сказать тебе кое-что. Я… я обещал Марьяне. Если она выживет, я женюсь на ней. По православному обряду.

Ее ладонь в моей задрожала, улыбка сползла с лица, глаза, эти прекрасные синие глаза, наполнились болью и недоумением. Она резко отняла руку. Взгляд Нур был полон такого отчаяния, такого разочарования, что я не мог его вынести. Я почувствовал, как что-то внутри меня оборвалось.

(1) Напоминаем, что 90 лакков — это 9 млн рупий. По разным оценкам сумма похищенного в пересчете на современные деньги составляла от 50 до 200 миллионов долларов. Ирония судьбы: корабль принцессы назывался «Ганг-и-Савай» — «Сокровище, которое превосходит все».

(2) Сархел — это адмирал, дословно — серьезность, наделение властью.

(бой «Fancy» Генри Эвери с «Ганг-и-Саваем»)

Глава 15

Красное Село под Петербургом, 10 сентября 1802 г.

Тяжко весеневали станицы — в плаче и стонах по погибшим, по сгинувшим в далеких краях казакам. Обезлюдевший Дон сотрясали новости из далекой Бухарии одна другой страшнее, а уж слухов летало столько, что хоть святых вон выноси. А как пошли не то аресты, не то вызовы в Петербурх семейств казачьей старшины, сразу всё притихло, забился народ под лавки и рты на замок. Не всем помогло. Под самый конец лета из станицы Качалинской выдернули войскового старшину Василия Петровича Черехова с супружницей, усадили в возок да увезли на север.

Прибывший за стариками фельдъегерь молчал как воды в рот набрал, на вопросы, дьявол глухой, не отвечал. Изболелось сердце дорогой, жена с лица спала, вся позеленела от тоски. Что за напасть приключилась? Кому не угодили? Наветы аль иная кручина? Неизвестность пугала так, что и не заметили, как до столицы долетели — коней-то меняли на почтовых станциях без малейшей задержки.

Возок отчего-то в город не завернул, а проследовал дале. До большого военного лагеря. Маневры, Красное Село, догадался бывалый войсковой старшина. Тут-то и закончился гонка — фельдъегерь спихнул стариков на руки шефу лейб-гвардии Казачьего полка, Алексею Петровичу Орлову, брату сгинувшего в Хиве атамана Войска Донского, и был таков.

Генерал-майор Череховых встретил хмуро.

— Во что мы врюхались, Олекса батькович? — спросил Василий Петрович с порога.

— Кабы я знал. Облыжью на казаков Петербург живет.

«Юлишь! Кому ж как не тебе знать?» –хмыкнул про себя войсковой старшина, но расспросы продолжил:

— Кто же те худые люди?

— Тю, хватает московских генералов. Не забыл за братьев Грузиновых? (1)

— Такое разве забудешь? Но мы-то тут с какого припека?

— С сыном Платова поговори. Он тоже тут, мы в Красном постоянно квартируем. Ждет, когда до свезенных донцов руки у Его Величества дойдут. Бают, опосля маневров.

Квартиры лейб-гвардейцев Череховым не глянулась. Не казармы добрые, а мужицкие хаты, соломой крытые. Тесные, душные, шибающие горечью застоялого мужского пота. И тесно — казаки курени освободили, да только много навезли с Дона старшины. Набили их в эти избы как сельдей в бочку. Ну так в тесноте, да не в обиде. Напросились Череховы к платовскому семейству на постой, женщины сразу засуетились, закудахтали, обихаживая сомлевшую с дороги Ильинишну. Атаманский сын, Петр, молодой, но уже полковник, в боях израненный, мотнул головой на дверь.

— Выйдем, пошепчемся.

На улице моросил мелкий дождик — эта питерская слякоть умудрилась разогнать большие маневры, их решено было свернуть раньше времени.

— Думаю, нас не на маневры всех сюда согнали, — почесал за ухом с кольцом войсковой старшина. — Как бы не на правеж…

— Суетная история, старинушка, — признался Петр. — Концов не сложишь. То ли серчают на нас за батю, то ли наградить хотят. Одни секреты. Полгода маемся, поджидаючи решения своей судьбы. А все это поход Индийский, чтоб ему пусто было!

— Ну ладно вы, а я?

Петр Матвеевич рассказал без утайки про слухи, которые ходили у столичных станичников относительно Черехова-младшего. Хоть и объявили все касаемо до похода государевой тайной, но кое-какие подробности прорывались. Там кто обмолвился, тут слово услышал — казакам на посту в дворцах в уши воск не заливали.

Жаром плеснула кровь в виски войсковому старшине. Он подхватился, побежал докладывать своей половине.

— Послухай, старая, гутарют, что отличился наш сын в Хиве и в далекой стране Индус так, что словами не передать. И сотником стал, и как про атамана про него молва идеть.

Жена ойкнула, уронила лицо в ладони.

— Испужалась? — спросил войсковой старшина, ласково тронув жену за плечо.

Агриппина Ильинишна всплакнула.

— Ажник страшно за Петрушу, чего-то он натворил?

— Да как бы не натворил, а вознесся, чжигит, — неуверенно ответил Черехов-старший. — Ждать, говорят, недолго до прояснения диспозиции.

Но ждать все равно пришлось. Пронесся слух, что Государь примет казаков после традиционно завершающего маневры смотра Семеновского полка. Царю пока было недосуг. Вместе с ним в Красное Село прикатил весь Двор, по вечерам из дворца у озера доносилась музыка, редкие счастливчики из приглашенных офицеров убегали туда танцевать на балу. Оставшиеся в лагерях томились, по непогоде сидели по палаткам, распевали зачашные песни. А казацкая старшина карт и вина и пальцем не трогала, береглась, носа не казала на улицу в надежде, что про нее забудут.

Не забыли, 10-го сентября лед тронулся. Государь император соизволи отметить порядок и устройство Семеновского полка на маневрах, поблагодарил офицеров за старание и усердие и назначил казакам час, когда явиться во дворец.

Странное вышло приглашение. Прибывший в квартиры важный

Перейти на страницу: