* * *
Эпилог.
Рассвет в Майсуре не приходил, он проступал сквозь ночную прохладу, словно проливался золотом по темному бархату неба. Он начинался с едва заметного, нежно-розового оттенка на востоке, который постепенно разгорался в оранжево-багровое зарево, предвещая неизбежный зной дня. В парадном зале дворца, где собрались союзные князья и маратхи-махараджи, первые лучи проникали сквозь высокие арочные окна, выхватывая из полумрака позолоту орнаментов, блики на полированном камне пола и тяжелые складки шелковых драпировок. Оттуда, из окон, открывался вид на тщательно ухоженный парк — оазис зелени, контрастирующий с нежными пастельными тонами пробуждающегося неба. Роса еще не успела испариться, и каждая травинка, каждый лепесток казались усыпанными мириадами крошечных бриллиантов, отражающих свет. Воздух был напоен свежестью утренних цветов, смешанной с едва уловимым запахом влажной земли, а далекий щебет птиц придавал моменту особую, почти священную торжественность.
Я стоял у входа, еле чувствуя почти невесомую тяжесть своего наряда — шелкового шервани, вышитого золотыми нитями, и белоснежной чалмы, украшенной новым алмазным сарпечем баснословной стоимости, достойным султанов и императоров. Ожерелье с огромной жемчужиной, подаренное Нур, покоилось на груди, чуть оттягивая ткань. За широким поясом покоился украшенный яхонтами церемониальный кинжал. Это была не просто парадная одежда и драгоценности, это был манифест, признание того, что я принял эту землю и ее судьбу.
Рядом со мной, под руку, Лакшми — воплощение восточной роскоши и силы моей империи. Ее лехенга-чоли, сотканное из алого шелка с узорами, расшитыми золотом, подчеркивало стройность ее фигуры. Голову покрывал легкий дупатта, из-под которого выбивались смоляные локоны. Нос украшало изящное золотое кольцо с ажурной веточкой, а на лбу алела бинди. Ее глаза, эти невероятные синие глаза, горели внутренним огнем, смешиваясь с отблесками восходящего солнца. В них читалась решимость, но и глубокая, почти осязаемая надежда. Когда мы начали движение, она пошла, не скрывая гордости, ощущая себя законной владелицей земли Майсура, матерью моего наследника, принца Хайдера-младшего, и в каждом ее шаге чувствовалась та дикая, первобытная мощь, что так пленила меня.
Звучали трубы и барабаны — не просто мелодия, а торжественный, медный глас, что прокатился по залу, отразившись от высоких сводов. Эти звуки марша, написанного Герасимом Лебедевым специально для торжественной церемонии, словно возвещали о начале новой эры, о завершении долгого и кровавого пути.
Когда мы вступили в зал, напряженное молчание собравшихся стал осязаемым. Все взгляды обратились к нам. Даулат Рао первым поднялся со своего места, его взгляд был проницательным, изучающим. Рядом с ним, в элегантных шелках, встала и княжна Бегум. Я увидел Ранджита Сингха, князей Ауда, Рохилкханда, Бенареса… Каждый со своими мыслями, своей историей, но объединенные сейчас этим одним, общим моментом. Они вставали не столько передо мной, сколько перед символом нового будущего, перед возможностью единства, которая до этого казалась несбыточной мечтой.
Начались поклоны. Это был не просто формальный ритуалы, это было признание, пусть пока и негласное, моей новой роли. Нур я подвел к трону, искусно вырезанному из сандалового дерева, инкрустированному перламутром и самоцветами, который дождался ее. Она с достоинством истинной правительницы опустилась на его подушки, длинный подол ее алого лехенга-чоли рассыпался по ступеням, словно красный водопад. Я же поднялся к своему трону. Мой взгляд охватил собравшихся: лица тех, кто принял идею единства, — закаленных в боях, серьезных и задумчивых, привыкших к власти, но теперь готовых слушать. Все они, как и я, прошли через огонь и кровь, и теперь стояли здесь, на пороге нового дня, их судьбы переплетены моей волей.
— Я собрал здесь вас утром на рассвете, чтобы вы еще раз увидели, как солнце дарует первые лучи благословенной земле Хинди.
Мой голос прозвучал уверенно, разносясь по залу, наполненному утренним светом и волнением. Солнце продолжало подниматься, его лучи, проникая глубже, касались лиц, выхватывая золотистые оттенки на коже, подчеркивая блеск глаз, освещая зал, как бы одобряя собрание.
— Это солнце — не просто свет, это обещание новой жизни, нового начала, которое мы, вместе, вырвали из когтей инглезов. Еще три года назад этот зал, эта земля, эта страна стонали под гнетом чужаков. Их алчность разъедала Индию, их коварство сеяло рознь, их пушки несли смерть. Но мы с вами, князья, мы с вами, отважные маратхи и сикхи, тамилы и раджистанцы, гуркхи и афганцы, доблестные воины из всех княжеств, собрались под одним знаменем. Мы забыли о старых обидах, о племенных распрях, о мелочных спорах, которые так долго ослабляли нас. Мы объединились перед лицом общего врага.
Я сделал паузу, позволяя моим словам впитаться в сознание слушателей. Каждый из них видел на полях сражений казаков и индийских воинов, сражающихся плечом к плечу. Каждый из них пережил потерю и радость победы.
— Вспомните Калькутту, неприступные стены ее цитадели, ее богатства, которые инглезы считали своей незыблемой собственностью. Кто дерзнул бросить вызов их могуществу? Кто, пройдя тысячи верст через пустыни и горы, явился на берега Хугли, чтобы изгнать захватчиков? Казаки, не знающие страха, с шашками наголо, пробились через их оборону. Рядом с ними, вдохновленные нашим примером, шли воины из Отряда Черного Флага — индусы маршала и правителя Хайдарабада Радиши, чьи сердца горели жаждой свободы. С ними плечом к плечу сражались гуркхи, чьи кукри несли смерть врагам. Рохиллы Фейзуллы-хана, некогда разрозненные, теперь стали единым целым, и их доблесть была такой же непоколебимой, как и их вера. Мы вместе штурмовали Форт-Уильям, эту каменную утробу, где инглезы прятали свои богатства и скрывали свои преступления. Мы освободили Вазира Али-хана из их тюрем, вернули ему свободу, вернули Ауд его законному навабу.
Мой взгляд скользнул по лицам князей Ауда и Рохилкханда, останавливаясь на княжне Бегум, чья история была так похожа на историю моей Нур. Они кивали, понимая, о чем я говорю. Я видел в их глазах не только воспоминания о войне, но и надежду, зарождающуюся на наших глазах.
— Мы сражались не только в Калькутте. Мы освободили Бомбей, Мадрас и еще десятки городов, что стонали под игом инглезов, протянули руку помощи Синду. Мы два года защищали благословенную землю Индостана от набегов. Мы научили бывших сипаев, сынов раджпутов, обманутых чужаками, истинной цене свободы и чести. Они отвернулись от своих лживых хозяев и встали под знамена Отряда Черного Флага, став грозной силой, повергающей инглезов в прах. Мы разгромили Артура Уэлсли, заставив его бежать, как поджавшего хвост шакала. Мы освободили Майсур от их марионеток, вернув ему законную власть и достоинство и превратив в центр земли Хинди.