— Мне доставило удовольствие наблюдать за тобой сегодня, — признался он. — Должен признаться, я не слишком преуспел в своих прочих начинаниях, исследованиях. Наблюдать за тем, как ты впервые открываешь для себя мой мир, как изучаешь его, было соблазном, которому я не в силах был противостоять. Ты очень выразительна.
Я снова пискнула, когда он прижал меня к стене, развернув резким движением. Самир встал прямо передо мной, почти вплотную, и лишь тогда, когда все пути к отступлению были отрезаны, он убрал коготь от моего подбородка. Он положил свою металлическую ладонь на основание моей шеи, словно ошейник. Самир не давил и не сжимал, во всяком случае, пока. Его когти лишь слегка касались кожи по бокам, оставляя едва ощутимые следы.
— Скажи мне, дорогая, что ты думаешь о моём доме? — спросил он мягко, почти нежно. — Мне интересно твоё мнение.
Я беспомощно залепетала, вжимаясь в стену ладонями, словно пытаясь провалиться сквозь неё. От нахлынувшего страха я поначалу не могла вымолвить и слова, язык не слушался. Самир, казалось, был счастлив подождать, терпеливо изучая моё лицо.
Наконец, я сглотнула ком в горле и сумела выдавить ответ.
— Он прекрасен, — прошептала я. — Но ужасающ. Одновременно.
Такова была правда, чистая и простая.
— Продолжай, — велел он. — Это ещё не всё. Расскажи мне больше.
— Как будто бродишь по кошмару наяву, — медленно проговорила я, подбирая слова. — Часть вещей я не в силах осмыслить. Это просто… головокружительно от всех этих деталей, от этого обилия красоты и ужаса.
Самир поднял свою неприкрытую перчаткой руку и нежно провёл кончиками пальцев по моей щеке, словно изучая текстуру кожи. Я дёрнулась рефлекторно, но это его нисколько не остановило и, похоже, даже не обидело. Его прикосновение не было грубым или мозолистым, как у Каела, натруженными руками воина, но и не хилым или слабым. Его кожа была тёплой, почти горячей, и он медленно погрузил пальцы в мои волосы, перебирая пряди. Я с утра кое-как привела себя в человеческий вид, и мои волосы сегодня решили быть кудрявее обычного, вьясь непослушными локонами.
Самир обвил прядку моих светлых волос вокруг своего пальца, лениво закручивая её, наблюдая, как она ложится витком, а затем отпустил, позволяя ей соскользнуть.
— Я рад, что ты так считаешь, — наконец произнёс он в раздумчивой манере, словно мой ответ действительно что-то для него значил.
Его рука вновь вернулась к моей щеке, на этот раз прильнув ладонью к моей челюсти, а подушечка большого пальца принялась скользить по моей коже медленными, гипнотизирующими движениями. Я повернула голову, пытаясь избежать прикосновения, но это его не остановило — он просто последовал за движением.
Мне хотелось попросить его перестать трогать меня, отойти, дать мне пространство. Но моё сердце по-прежнему застряло в горле, не давая возможности произнести слова, сдавливая дыхание. Пульс бешено стучал в висках, в запястьях, в горле, и я была уверена, что он чувствует его под своей ладонью, ощущает этот безумный ритм.
В воздухе вновь витал запах старых книг и кожи, словно в столетней библиотеке, что хранит тайны веков. Он был густым, опьяняющим, окутывающим, и смесь близости Самира с его прикосновениями заставляла моё лицо пылать жаром. Даже стиснув зубы изо всех сил, чтобы не издать испуганного всхлипа, я не могла сдержать румянца, что разливался по щекам и шее.
— Что ты хочешь от меня?.. — наконец выдохнула я, и мой голос был чуть слышен, едва различим. — Зачем всё это?
Самир усмехнулся, и его ответ прозвучал низким гулом в груди, вибрацией, что я почти физически ощутила.
— О, моя дорогая, какой же это глупый вопрос, — произнёс он с нескрываемым весельем.
— Почему? — не отставала я. — Почему глупый?
— Тебе не понравится мой ответ, — предупредил Самир, и в его голосе прозвучала какая-то тёмная нотка.
В животе у меня поднялась волна ужаса, холодная и тяжёлая, и странный, мучительный страх скрутил меня, пока я гадала, что же он собирается сделать, какие ужасы может совершить. Самир рассмеялся, глядя на моё выражение лица, явно наслаждаясь моим испугом, и закончил свою мысль:
— От тебя я получу всё.
Я побелела, чувствуя, как кровь отливает от лица. Его ответ оказался хуже, чего бы я ни ожидала, даже с его предупреждением, даже с учётом того, что он меня предостерёг. Самир цыкнул языком, видя мою реакцию, моё побледневшее лицо, и я почувствовала, как он сместился. Его локоть упёрся в стену рядом с моей головой, когда он наклонился ещё ближе, нависая надо мной. Его рука в перчатке скользнула вверх от горла, чтобы прикоснуться к моей щеке и развернуть мою голову к себе, заставляя смотреть прямо на маску. Металл был холодным, в отличие от тепла его другой руки мгновением ранее — контраст был разительным.
— Ты неправильно поняла меня, дорогая, — произнёс он, и в его голосе появились утешающие нотки. — Я не тот примитивный насильник, что Каел. Я не животное, что действует лишь инстинктами. Ты возбудила моё любопытство своей загадкой. Мой интерес к тебе отнюдь не ограничивается теми удовольствиями, что может предложить плоть, хотя и они имеют свою прелесть. Хотя…
Он многозначительно умолк, давая мне время осознать сказанное. Его голос стал тише, почти шёпотом, когда он склонился к моему уху. Длинные, тёмные пряди его волос коснулись моего лица, заставив меня содрогнуться от неожиданности.
Я бы не стала касаться этого комментария и десятиметровой палкой, предпочитая вообще игнорировать эту тему, поэтому просто обошла эту тему стороной.
— Я не знаю, почему ваши Древние отвергли меня, — начала я, умоляя Самира пересмотреть причины его интереса, найти другое объяснение, — и…
Но он снова отрицающе повёл головой, и маска оказалась опасно близко к моей щеке, почти касаясь кожи.
— Хотя это и очаровательная загадка, которую предстоит разгадать, восхитительная головоломка, не поэтому ты меня интересуешь, дорогая моя…
К этому моменту я, наверное, была восьми разных оттенков малинового, от бледно-розового до почти пурпурного.
— Я ещё не постиг всей твоей глубины, всех твоих тайн, — продолжил он задумчиво. — Пока мы будем это выяснять, знай — я не жалкий громила. Я не стану принуждать тебя силой или шантажировать, чтобы заставить совершить что-либо против твоей воли. Это было бы слишком… грубо.