— Я не знаю. Если это произойдёт, Самир будет иметь большое влияние на грезящего, это очевидно. Но он не будет контролировать их напрямую, — чисто белые глаза Лириены закрылись, когда она сосредоточилась на том, что могла видеть в своём разуме.
Каел сделал шаг к Лириене, но остановился. Я мог сказать, даже с его полной маской и молчанием, что Каел хотел протянуть руку и коснуться Оракула. Хотел вспомнить время, давно минувшее, или, возможно, взять её за руки и настоять, чтобы она говорила ясно.
Ибо Госпожа Судьбы говорила загадками. Всегда отвечая буквально на заданный вопрос и ничего более. Ибо хотя Оракул никогда не лгал, он говорил спрашивающему только то, о чём их очень конкретно просили. Неосторожный вопрос приводил к падению целых родов. Тщательный — изменял мир. Делать что-то большее означало бы слишком глубоко погрузиться в бурные воды прошлого, настоящего и будущего, в стремительный поток всего того, что Оракул мог видеть. Целенаправленные вопросы и по одному за раз — это всё, что они были способны различить из хаоса.
— Стремится ли Самир возвыситься до абсолютной власти, как он это делал когда-то? — спросила Элисара.
Лириена слегка наклонила голову:
— Нет.
Каел зарычал, не принимая этого ответа. Он покачал головой. Илена говорила за него:
— Хотя он, возможно, и не стремится возвыситься таким же образом, его намерения явно те же. Если он будет оказывать влияние на грезящих, больше ничего не нужно знать о его мотивах.
Элисара пожала плечами:
— Просто вопрос, — ответила она, явно чувствуя себя не в своей тарелке в этом деле.
— Ты видишь в точности, как возвращаются грезящие? — спросил Торнеус.
— Да, — последовал ледяной ответ.
— Как же тогда?
— Через кровь.
Торнеус вздохнул. Бесполезный ответ. Он был слишком расплывчат, слишком широк в своём вопросе. Он провёл рукой по той части лица, что была видна вокруг фиолетовой маски.
Илена снова заговорила за Каела:
— Имеет ли девушка Нина какое-то отношение к этому?
— Да.
— Самир сделает её королевой Дома Грёз?
— Нет, — ответила Лириена с едва заметным наклоном головы.
Там было что-то ещё — что-то сбивающее с толку Оракула. Её брови на мгновение сморщились в едва заметную складку, прежде чем снова разгладиться.
Возможно, я был единственным, кто это заметил. Я шагнул вперёд от стены и заговорил впервые за весь вечер:
— Лириена... — Она повернула ко мне голову, но не открыла глаза. — Что ты только что увидела?
— Нину, лежащую на булыжниках. Её жизнь истекает кровью на землю вокруг неё. Самира, держащего её на руках.
Элисара рассмеялась:
— Вероятно, просто забирает её с места, куда сам же и положил.
Я не был в этом так уверен. То, как Лириена это сказала, содержало едва уловимый оттенок скорби. Словно в видении, которое она увидела, была печаль. Что это могло значить, что она почувствовала горе в этом видении? Несомненно, это была не её собственная эмоция. Она не чувствовала никаких эмоций, кроме тех, что улавливала из того, что видела. Следовательно, меланхолия принадлежала кому-то в видении. Самиру?
Больше никто, казалось, не заметил этого краткого проблеска.
Каел пересёк зал, чтобы встать перед Лириеной. Он не протянул руку, чтобы коснуться её, хотя было ясно, что он этого желал.
— Каел умоляет тебя, Госпожа Лириена. Скажи нам. Что нужно сделать, чтобы спасти наш мир? — произнесла за него Илена.
Лириена склонила голову, её совершенно белые волосы упали на бледную кожу. После долгой паузы она заговорила. Холодно и пусто, без радости и без страдания:
— Нина должна умереть.
Глава 26
Нина
— Это нечестно! — Я швырнула карты на стол и недовольно вздохнула. — Ты даже не умеешь играть! Как, чёрт возьми, ты постоянно выигрываешь?
— Правила достаточно просты, — Самир опустил взгляд на две карты, которые выложил перед собой.
Стрит. У этого наглеца выпал стрит. Он даже не потянулся за фишками в центре стола, прекрасно понимая, что мне либо придётся объявить конец игры, либо самой собрать их, чтобы начать заново.
Самир привёз меня в ресторан, расположенный в городе на противоположной стороне конца от его дома. Это место напоминало Землю — если бы не чудовища и маски, конечно. Оно так сильно походило на старинный трактир в центре Барнаула, что у меня защемило сердце от ностальгии. Полированное тёмное дерево, флаги на стенах, простота во всём. Я просила его отвезти меня куда-нибудь, не похожее на его родные края, и он, видимо, решил, что нечто вроде немецкого пивного зала будет подходящим ответом.
Этот город, носивший название Острие Судьбы, отдалённо напоминал мне передачи о Праге, которые я когда-то смотрела. Настоящий вопрос заключался в том, какой же город повлиял на какой? Какой мир послужил вдохновением? Постепенно я начинала осознавать, что это была смесь обоих. Часть Нижнемирья составляло то, что земляне принесли сюда с собой, а остальное — то, что Нижнемирье отдало Земле взамен.
Взмывающие ввысь часовни и статуи заставляли меня замирать в благоговейном изумлении. Витиеватая и искажённая архитектура обладала такими поразительными деталями, что даже создатель храма Святого Семейства в Барселоне прищурился бы и спросил, не слишком ли это. Мы провели весь день, блуждая по улицам, а я то и дело утаскивала его в случайных направлениях, засыпая вопросами о том, как устроен его мир и как функционирует это место. На что я смотрю? Где мы находимся? Почему всё именно так?
Самир отвечал на каждый вопрос терпеливо и ровно, и казалось, что даже находил радость в своих историях и объяснениях. Он обожал рассказывать байки или красоваться, и использовал любую возможность, чтобы выдать какой-нибудь анекдот из своего прошлого.
И снова он потакал мне с нежностью, которой я не ожидала.
Город был прекрасен со своими неровными мощёными улицами и до боли жутковатыми уличными фонарями, которые словно светились изнутри крошечными мерцающими шариками света. Они почти выглядели как насекомые, но Самир сказал, что нет. В Нижнемирье не осталось ни одного насекомого после смерти Влада. Но я не ошиблась. Эти светящиеся огоньки были созданы, чтобы имитировать насекомых, которых когда-то, очень давно, содержали во всех этих фонарных столбах. Так что они должны были выглядеть как жучки, пусть даже ненастоящие.
Когда я спросила, зачем они прошли через все эти усилия, вместо того чтобы просто заменить их