— Кстати, Суён симпатичная, — прошептал Гриша, когда мы прошли половину коридора.
— Серьёзно? — прошипела я в ответ, бросив на него узкий взгляд. — Ты собираешься это обсуждать сейчас?
— Может, скоро помрём, — пожал плечами Гриша. — Я просто сказал, что она симпатичная, вот и всё.
Я покачала головой и вернулась к наблюдению за коридором, в котором вполне могли скрываться монстры. Но это не помешало мне прошептать:
— Ты придурок, Гриша.
— Ага.
Мы с Гришей продолжали идти, стараясь двигаться как можно тише. Заглянув за угол, мы оказались на перекрёстке.
— Хм, это странно, — тихо заметила я.
Странным в этом перекрёстке было то, как два пространства соединялись. Один коридор встречался с другим и словно перетекал из камня в обработанную, законченную структуру. Как только пещера касалась пересечения коридоров, она превращалась в полированный мрамор.
Но по-настоящему странным было то, что каменный коридор не выглядел так, будто его высекли из пещеры. Скорее, пещера пыталась поглотить здание. Как лавовый поток, затекающий на уже существующую постройку.
Сама постройка напоминала средневековый собор. Какое-то готическое, древнее здание, подобных которому точно не было в Барнауле. Это было очень старое сооружение. Арочные окна с витражными переплётами в форме четырёхлистника, обрамлённые камнем, тянулись вдоль одной стены, выходя из пещерной структуры. Что было по ту сторону, было слишком темно, чтобы разглядеть. Коридор тянулся в обе стороны.
Было жутко, и тишина, заполнявшая коридор, делала атмосферу ещё более зловещей. Он освещался факелами и свечами в настенных бра.
Всё ещё никаких ответов, поэтому я схватила Гришу за рукав толстовки и потянула направо. Гриша послушно последовал, и мы молча зашагали по коридору. Мы прошли около шести метров, прежде чем что-то привлекло наше внимание.
Статуя в нише, встроенной в стену. У её подножия рядами и ярусами были расставлены свечи. Это окончательно убедило меня — это определённо была церковь. Какая-то странная, извращённая, чудовищная церковь. Потому что на пьедестале стояла не статуя святого или ангела, а демона.
По крайней мере, это было единственное, что я могла придумать, чтобы описать её. Это было искажённое, деформированное существо с костяными крыльями и когтями, слишком длинными для его рук. Лицо его походило на маску или череп — или на то и другое одновременно. Тело напоминало панцирь насекомого. Большие, пустые, зияющие глаза и дьявольская зубастая пасть, одновременно угрожающая и торжествующая над какой-то победой.
У него было шесть рук. Четыре были вытянуты в стороны под разными углами, острые когти в тщательно продуманных позах, отдалённо напоминающих статую Шивы. В одной когтистой лапе оно держало кубок и наклоняло его на бок, выливая пустое содержимое в ожидающий снизу перевёрнутый коготь. Мерцающий свет свечей снизу добавлял статуе зловещий вид.
— То-то, мне кажется, мы больше не в Барнауле, — тихо произнёс Гриша.
Мне оставалось лишь согласиться, и я молча кивнула, пока мы смотрели на чудовищную статую.
Неожиданный голос позади нас вырвал нас из оцепенения и нарастающего ужаса.
— Здравствуйте, ещё раз.
Глава 9
Нина
— Здравствуйте, ещё раз.
Мы с Гришей вскрикнули в один голос, услышав этот тихий, вкрадчивый голос откуда-то из-за спины. Синхронно развернувшись, мы едва не столкнулись лбами и не повалились друг на друга.
Передо мной стоял тот самый высокий бледный вампир, который напал на нас в Барнауле. Я сразу узнала его — Сайлас, Жрец, как называла его Валерия. Он стоял, сложив руки за спиной, и наблюдал за нами с тем же спокойным и одновременно скорбным выражением лица, что и прежде. Казалось, сама печаль вселилась в эти холодные черты и поселилась там навечно.
— Чёрт побери! — громко выругался Гриша, и по его виду было понятно, что он готов вылезти из собственной кожи от ужаса.
Он попятился назад и врезался спиной в полку со свечами. Те угрожающе загремели, застучали друг о друга, заплясали на своих местах. Грише пришлось быстро отшагнуть в сторону, опасаясь, что его толстовка вот-вот загорится от слишком близкого пламени.
— Когда мне сообщили, что двое отмеченных покинули залу без разрешения, я сразу предположил, что это можете быть вы, — произнёс Сайлас безразличным тоном, словно обсуждал погоду или цену на хлеб.
Подожди, двое отмеченных? У Гриши тоже была метка?
Сайлас стоял в каких-то пяти шагах от нас — достаточно близко, чтобы я могла разглядеть его ледяные голубые глаза, которые словно пронзали насквозь.
— Приношу свои извинения за то, что ранее обошёлся с вами столь бесцеремонно и недостойно, — продолжил Сайлас, и его ледяной взгляд буквально пригвоздил Гришу к стене.
Надо было бежать. Немедленно. Прямо сейчас. Но имело ли это хоть какой-то смысл? Я понятия не имела, где мы находимся. Если верить Торнеусу и Валерии, мы даже не на Земле больше. Впрочем, Гриша явно был настроен попытать счастье, несмотря ни на что. Он сорвался с места без единого слова предупреждения и помчался по коридору, даже не взглянув на меня. То ли он решил, что я и так последую за ним, то ли был слишком напуган, чтобы думать о ком-то ещё, кроме себя.
Когда я попыталась последовать за ним, чья-то рука крепко сжала моё предплечье. Сайлас схватил меня и удерживал на месте, не давая сделать ни шагу вперёд.
— Пожалуйста, не бегите, — произнёс он тихо, почти мягко. — Они очень любят охоту, и ваше бегство лишь усугубит ситуацию, сделает её куда более неприятной для вас обоих.
— Они? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой комок. — Кто это — они?
— Гончие псы.
Эти два простых слова подействовали на меня, словно ушат ледяной воды, вылитый прямо на голову. Я почувствовала, как моё тело мгновенно напряглось, каждая мышца застыла от страха. Гончие псы. Всего два коротких слова — и они заставили меня прекратить попытки вырваться и последовать за моим другом.
— О боже, Гриша! — Я посмотрела вслед своему другу, который только что свернул за угол длинного коридора и исчез из виду.
Звук его тяжёлых шагов постепенно растворился в тишине, становясь всё тише и тише, пока не исчез совсем.
— Пожалуйста, остановите их, — взмолилась я, обращаясь к Сайласу.
Но он лишь смотрел на меня сверху вниз с таким же бесстрастным выражением лица,