— Пожалуйста, — проговорила я, пытаясь звучать твёрдо, но получилось из рук вон плохо. — Достаточно близко. Мне уже... мне и так сегодня несладко пришлось, — призналась я тихо, хотя не была уверена, что это хоть как-то поможет.
Но я всегда разговаривала со всем вокруг. С животными, растениями, мёртвыми телами в морге, со своим компьютером, когда он зависал. Так что я разговаривала и с хваталем сейчас.
На удивление, оно, похоже, поняло меня и отступило на несколько сантиметров назад. Оно прекратило своё наступление, но не перестало тыкать и трогать меня. Теперь оно держалось за край моей куртки и, словно слепой человек, пытающийся представить себе лицо на ощупь, было полно решимости исследовать каждый сантиметр.
Спустя ещё несколько долгих мгновений любопытство существа, казалось, было удовлетворено — слава богу, — и оно отступило. Словно кот, которому надоело, чтобы его гладили, оно просто развернулось и уползло обратно во тьму коридора, из которого появилось.
Оно оставило меня, наконец. Моё сердце колотится в ушах, дыхание короткое и частое, а всё тело дрожит. Я всегда говорила себе «паниковать потом» — это была моя мантра на все случаи жизни. И вот... теперь, когда непосредственная угроза миновала, моё тело решило, что сейчас самое подходящее время для «потом».
Мир угрожающе закружился вокруг меня, готовясь столкнуть меня в какой-то туннель; я сейчас потеряю сознание. «Дыши, идиотка! Дыши!» — скомандовала я сама себе. Вдох, выдох. Медленно и глубоко.
Рука на моём плече заставила меня подпрыгнуть от неожиданности, и я резко подняла голову, чтобы увидеть Сайласа, стоящего рядом со мной. Он выглядел почти сочувствующим — это было едва различимое наслоение эмоции на его алебастровых чертах лица, но всё же оно было.
Я прижала ладони к холодному камню стены позади себя — это помогло успокоить кружение в голове. Я продолжала медленно дышать, вдох и выдох, считая про себя секунды. Когда я почувствовала, что могу двигаться, не рухнув на пол, я кивнула ему, давая понять, что худшее, надеюсь, позади.
— Хорошо, — тихо произнёс Сайлас. — Вы держитесь на удивление стойко, учитывая обстоятельства. Многие не смогли бы сохранить рассудок после такой встречи.
— Я не уверена, что сохранила, — честно призналась я, чувствуя, как дрожь постепенно отпускает моё тело. — Просто отложила потерю рассудка на более подходящий момент.
Это вызвало у него что-то похожее на улыбку — краткую и мимолётную, словно отблеск луны на тёмной воде.
— Мудрый подход, — одобрил он. — Идёмте. Чай поможет вам прийти в себя.
Глава 10
Каел
Терпение? У меня его не было. И никогда не было.
Это был неоспоримый, непреложный факт, который я никогда не оспаривал и не пытался оспорить. Терпение не входило в число качеств, которые я считал нужным развивать или практиковать. Сегодняшний день не стал исключением.
Я стоял в самом центре огромного зала, запрокинув голову, разглядывая массивную, запутанную оррерию над головой. Это была поистине прекрасная скульптура — даже без учёта её функционального предназначения она могла бы считаться величайшим шедевром, способным внушать благоговейный трепет. Но назначение, которому она служила, делало её незаменимой для этого мира, жизненно важной для самого его существования.
Жаль только, что у меня никогда не хватало решимости постичь её устройство.
Впрочем, у меня были другие — те, кто заполнял эту брешь в моих знаниях. Поскольку среди тех, кто служил мне, находились люди, способные понимать движения этой конструкции, становилось совершенно неважно, что сам я не мог постичь извилистые траектории латуни и меди в их гироскопических, лишённых всякой логики орбитах вокруг центра.
Возможно, если бы это была традиционная оррерия — с предсказуемыми движениями и перемещениями по единственной оси вращения — у меня хватило бы терпения изучить её. Я не был глупцом. Я вовсе не являлся тем идиотом, каким меня пытались изобразить многие недоброжелатели. Просто я не видел смысла тратить своё драгоценное время на то, что другие могли выполнить гораздо лучше и быстрее.
Ни одна из дюжины — а может, и более — траекторий стеклянных и каменных сфер не могла считаться традиционной. Каждая была продолговатой, искажённой или искривлённой. А движения их не отличались постоянством. Они могли ускоряться или замедляться, вращаться вокруг своей оси и дико кружиться около центра. Иногда эта структура едва ли напоминала то, как она выглядела днём раньше. В другие же периоды она могла оставаться практически неизменной годами, словно замирая в ожидании. По правде говоря, у неё даже не было настоящего центра, вокруг которого двигались все элементы. Она могла наклоняться и раскачиваться в ту или иную сторону, словно огромные весы, следуя за смещением баланса сил.
Эта массивная подвесная конструкция — легко достигавшая шести метров в диаметре и парившая высоко над головой — демонстрировала куда больше, чем простое вращение планет вокруг солнца. Оррерия отображала смещения власти в Нижнеземье и все скрытые механизмы, управлявшие нашим миром. Она показывала не просто то, находились ли Нижнемирье и Земля в фазе — нет, её предназначение было куда глубже и значительнее.
Совпадение Земли и моего мира было для меня лишь мимолётным развлечением, не вызывавшим никакого страха или опасений.
Однако движение другой сферы на траектории я наблюдал с нескрываемой настороженностью, почти с тревогой.
Речь шла о траектории одного тёмного стеклянного шара — непроницаемого в своей чернильной темноте, лишённого хотя бы намёка на какой-либо иной оттенок или тон. Все остальные представители на этой конструкции были украшены мраморными разводами цветов. Зелёные, синие, пурпурные и белые сферы присутствовали здесь, хотя они не двигались уже столетиями, застыв в своём молчаливом ожидании. Мой собственный, знакомый до боли красный шар кружился около центра, переливаясь в янтарном свете зала, отбрасывая багровые блики на древние стены.
Чёрная же сфера сместилась неожиданно. Теперь она неуклонно, методично приближалась к центру, отсчитывая каждое мгновение своего движения. Мне не требовалась помощь в том, чтобы понять, что этот факт мог означать. Я видел подобное достаточно часто, чтобы даже я — не обладавший глубокими познаниями в устройстве оррерии — мог различить его значение.
Мои руки сжались в кулаки по бокам.
Самир скоро пробудится.
Глава 11
Нина
Я, если честно, терпеть не могла чай. Но у меня не хватило духу признаться в этом человеку, который заварил его так, как делали встарь, — просто засыпав листья прямо в чайник и процедив