— Ну?! — прорычал он надо мной в ярости.
Его гнев возник словно из ниоткуда.
— Она сказала, ч-что ты... — я запнулась и с трудом выдавила слова, — пытаешь людей. Сдираешь с них кожу. Выпускаешь кровь до последней капли. Варишь их в воде по шею, и...
Самир разразился хохотом, и когда он заговорил снова, его голос был наполнен холодной, тихой жестокостью:
— Это новенькое. И ты ей веришь?
— А мне следует?
— Владыка Каел убьёт тебя быстро, — прорычал надо мной Самир. — Он не станет смаковать это дело. Знаешь ли ты, что он добрее из нас двоих? О, каким состраданием и сочувствием было наполнено его сердце когда-то. Теперь же он почти столь же жесток, как и я. И это моих рук дело, что он стал таким.
— Зачем ты всё это делаешь? — я откинула голову назад, пытаясь отстраниться от его латной перчатки, даже если это заставило меня прижаться головой к его плечу.
Его длинные тёмные волосы коснулись моей щеки, когда он склонился надо мной.
— Владыка Каел уничтожит тебя, потому что презирает меня. Теперь же не из-за моих действий, а из-за чужих слов ты тоже находишь меня отвратительным.
Самир внезапно оттолкнул меня от себя. Движение отбросило меня на землю, и я тяжело приземлилась на гладкую поверхность. Я посмотрела на Самира снизу вверх с широко раскрытыми от ужаса глазами, когда он подошёл, нависая над тем местом, где я сидела, опираясь на руки.
— Всё, что рассказала тебе эта маленькая дрянь? Это истинная правда!
— Самир, я не понимаю. Если она не лгала, то почему ты злишься?
Самир зарычал и отвернулся от меня, яростно расхаживая у моих ног. Я осталась на месте, боясь, что он может сделать, если я встану.
Почему он так разъярён на меня? Это не имело никакого смысла. Я ничего не сделала, а он вышел из себя. Он говорил, что безумен — так говорили и все остальные — но это не походило на безумие. Сама мысль о том, что Агна рассказывала мне о нём, привела его в яростный гнев.
О, боже.
В моей голове словно вспыхнула лампочка, когда кусочки головоломки начали складываться на свои места.
У меня никогда не было особого чувства самосохранения. Никогда не было хорошего понимания того, когда нужно держать рот на замке. Отчасти именно поэтому я и выбрала профессию, связанную с работой с мёртвыми.
Теперь он зашёл слишком далеко — буквально и фигурально. Моё терпение лопнуло. Он вёл себя, как задира на школьном дворе, и, чёрт возьми, если я собиралась умереть или подвергнуться пыткам, то уж точно не стану принимать это с улыбкой.
— Ты можешь издеваться надо мной сколько угодно. Но я не та, на кого ты злишься. Ты ненавидишь их всех, не так ли? Что ещё хуже — ты не можешь...
Мои слова оборвались, когда я взвизгнула.
Самир метнулся ко мне, выбив мои руки из-под меня и отправив меня плашмя на землю. Теперь он стоял надо мной на коленях, оседлав мою талию, прижимая меня. Его когтистая латная перчатка оказалась на моём горле, другая рука поддерживала его вес возле моей головы, когда он склонился надо мной.
— Я не могу что? — прошипел он.
Когда всё, что я могла делать, — это безнадёжно бормотать, он сильнее сжал хватку.
— Нет. Ты начала свою глупую тираду слов. Ты её закончишь! Я не могу что?
— Ты не выносишь того, что они ненавидят тебя в ответ, — прошептала я и сжалась, ожидая ощущения его когтей в своём горле снова.
Чего я не ожидала, так это его смеха. Он был жестоким, холодным и язвительным. Он был недобрым, и это был звук, который, как я надеялась, мне никогда больше не придётся услышать. Я слышала его смех прежде, но не такой.
Самир переместил свою перчатку, чтобы зарыться пальцами в мои волосы, затем навалился на них своим весом, удерживая меня прижатой и неспособной двигаться, в то время как его коготь начал блуждать вниз по моему горлу.
— Какая же ты проницательная. Думаешь, теперь ты меня понимаешь, моя дорогая?
— Нет, я...
— Находишься в полном смятении, я знаю. Напугана и измучена. Но ты выбрала не того человека, на ком вымещать свои разочарования.
Его голос был низким и опасно острым шипением, пока он продолжал позволять своей руке медленно двигаться вниз, явно никуда не торопясь. Он провёл ею по изгибу моей груди, вниз по боку и остановился. Он поднял руку, чтобы положить кончик указательного пальца на меня, между двумя рёбрами.
— Прости, я...
— Нет. Ты вовсе не сожалеешь. Ты лишь желаешь избежать того, что я сейчас собираюсь сделать с тобой в ответ на твои колкие замечания, — бросил он и вдавил кончик своего острого, как скальпель, металлического ногтя в меня.
Я вскрикнула, почувствовав, как лезвие пронзило мою кожу.
— На этот раз ты не проснёшься, пока я не позволю. Ты научишься относиться к моей доброте с большим уважением.
Боль заставила меня задохнуться. Сны не должны быть болезненными. Но это был не обычный сон, в конце концов. Я стиснула зубы и посмотрела на него с вызовом.
— Это и есть твоя доброта?
Если он собирался это сделать, я не отступлю.
— О да, моя дорогая. Даже это... детская забава.
Произнося эти слова, Самир начал вдавливать палец глубже в моё тело, погружая его за первую фалангу, затем за вторую, проскальзывая мимо зазубренных слоёв своей металлической перчатки, похожих на острия стрелы. Обратный путь причинит серьёзный ущерб.
— Если ты решила презирать меня, как и остальные, я дам тебе достаточную причину на то.
Мой разум побелел от боли, и я на мгновение потеряла представление о том, что происходит. Когда я пришла в себя, его палец был погружён в моё тело по костяшку. Ощущение холодного металла коснулось моего лица, и я поняла, что он прижался своим маскированным лбом к моему. Самир говорил со мной — тихо, успокаивающе. Поначалу я не могла уловить его слова.
— Нина, — произнёс он, его голос был мягким и убедительным. — Давай же, Нина. Ты можешь это сделать. Покажи мне, что ты можешь это сделать.
Было больно. Боже, как же было больно. Я издала единственный всхлип и почувствовала,