Одному из советских разведчиков в Пекине в 1927 г. пришлось стать свидетелем казни простых китайцев. И при всём своём старании очевидец казни не смог ничего уловить на лицах китайцев, кроме самого невозмутимого равнодушия, как будто всё, что делалось вокруг, их абсолютно не касалось. То же самое равнодушие было и на лицах многочисленных зрителей.
Выразителем внутренних переживаний у китайцев являлись руки, и главным образом – пальцы. Достаточно было понаблюдать за нервным китайцем, чтобы увидеть, что его руки все время чем-нибудь заняты.
При разговоре с китайцами, когда нужно было наблюдать за впечатлением, которое будет производить на них разговор (а разведчику это требовалось всегда), их нужно было усаживать так, чтобы можно было незаметно наблюдать за руками и пальцами собеседника. По их движениям можно было следить за реакцией китайца на содержание беседы. Было замечено, что во время важных разговоров китайцы старались сидеть так, чтобы скрыть свои руки от собеседника. Поэтому важные разговоры с китайцем следовало вести в непривычной для него обстановке.
В то время, когда китаец начинал нервничать, он проделывал пальцами самые невероятные движения. Медленное поглаживание колен служило признаком довольства и уверенности китайца. Но если это поглаживание делалось быстрым и при этом приходили в движение пальцы, то это означало, что китаец или растерялся, или был чем-то недоволен. Большой палец у китайцев особо подвижен и больше других служил выразителем их настроений. Следить за пальцами китайцев не так легко, потому что при разговоре они старались руки спрятать. Кроме того, нужно было и самому хорошо владеть собой, чтобы не обнаружить своего наблюдения за руками собеседника. У интеллигентных китайцев пальцы не выделывали различных движений, а лишь слегка вздрагивали, что было уловить очень и очень трудно.
Деловые разговоры с китайцами никогда не следовало вести за едой. Еда сама по себе считается у китайцев делом, и делом очень важным. Еда – главная радость китайцев. Китайцы живут для того, чтобы есть. После еды китаец, посидев 5–10 минут, уйдёт. Таким было требование этикета. Вот эти десять минут лучше всего было употребить на то, чтобы договориться о времени новой встречи, на сей раз уже для деловой беседы. Во время беседы необходимо было подавать чай, лучше китайский без сахара.
Следовало также помнить, что если китаец во время разговора откидывался на спинку стула или занимал весь стул (как правило, китайцы при деловых разговорах сидели на кончике стула; чем меньше занимал площадь сидения стула, значит, собеседник пользовался бóльшим уважением), это означало, что всякие дальнейшие разговоры с этим китайцем следовало прекратить, ибо подобный жест означал полное неуважение к собеседнику и даже презрение.
Всё сказанное разведчику необходимо было знать и учитывать в отношениях с китайцами как до вербовки, так и в процессе работы с ними, если они дали согласие на сотрудничество. В ходе работы с завербованными уже агентами нужно было следить за тем, чтобы не потерять своего авторитета в их глазах, а потерять его было очень легко.
Так, даже быстрое и аккуратное выполнение самых законных требований агентов неизбежно влекло за собой то, что агент начинал оценивать себя слишком высоко. И, как следствие, это приводило к переоценке агентом собственной личности; он начинал засыпать своего руководителя самыми нелепыми требованиями, и, когда они не выполнялись, агент-китаец начинал критиковать своего руководителя, что означало сильную угрозу его авторитету.
В состав агентурной сети пекинской резидентуры в 1926 г. был включён незадолго до этого завербованный агент, который только начинал работать. Его умышленно держали в отношении оплаты в «чёрном» теле, во-первых, потому что он только начал работать самостоятельно, а также и потому, что китайцам никогда нельзя было выплачивать деньги слишком аккуратно и ни в коем случае не выплачивать деньги авансом, а всегда только за выполненное задание. Случилось так, что с этим агентом в отсутствие его непосредственного руководителя перед отправкой его на задание инструктаж проводил один очень опытный разведчик, но совершенно не знавший психологию китайцев. Когда зашла речь о деньгах, то агенту было обещано, что впредь он будет получать деньги всегда аккуратно. Более того, ему было объяснено, что несвоевременная присылка денег вредна для работы, и было высказано удивление, почему до сего времени задерживалась выплата денег. Агент уехал на работу. На несчастье случилось так, что после этой беседы никак нельзя было выслать этому агенту денег вовремя. Не получив сразу денег, агент прислал письмо с резкой критикой не только задержки денег, но и постановки работы и даже самой работы.
В связи с отсутствием в Китае единого устного национального языка, видимо, и не следовало предпринимать попыток его изучения разведчиками ещё до командировки, а стоило попытаться осваивать тот диалект языка, который использовался в местах пребывания, в данном случае в Шанхае (насколько это возможно). Поэтому все предшественники Зорге так или иначе работали с китайскими источниками через англоговорящих (реже русскоговорящих) китайцев-посредников – вербовщиков и одновременно руководителей агента-источника (групповодов, если источников было несколько), среди которых были иностранцы, белогвардейцы, а иногда и китайцы.
Конечно, не исключался прямой контакт с англоговорящими китайцами, представителями военной, политической и экономической правящей элиты. Но это было, скорее, редкое исключение, чем правило.
Лучшими вербовщиками китайцев являлись, конечно, сами китайцы. Они друг друга хорошо понимали и быстро находили общий язык. При работе с китайцами-вербовщиками необходимо было следовать одному непременному условию – постоянный и непрерывный контроль за ними. Предшественники Зорге считали, что найти в Китае более или менее честного китайца-вербовщика – «это – всё, это – основная задача».
Большинство китайцев-агентов стремились сделаться вербовщиками. И редкий китаец-агент не занимался вербовкой или не пытался попробовать свои силы в этом непростом и опасном деле. Практика агентурной работы в Китае свидетельствовала о том, что в большинстве случаев китаец-агент из определённой социальной среды, проработав 3–4 месяца, выступал с предложениями привлечь к сотрудничеству с разведкой знакомых ему лиц. За этим предложением скрывалась возможность получить себе «комиссионные» из денег, выделяемых на содержание новых источников или агентов.
Настойчивое предложение принять на службу нового человека означало, что китайскому агенту была нужна прибавка к жалованью. Подобная просьба, выраженная прямо, считалась китайцем неэтичной и роняла его достоинство. Прибавка к жалованью и запрещение вновь заниматься вербовкой, однако, ни к чему не приводили. Китайцу невозможно было втолковать, что он не должен заниматься вербовкой, а должен выполнять свою работу. Он поймёт, что его протеже было отказано