Покровский же наоборот, стоял на своем месте как один из камней в Стоунхендже. Такой же основательно неподвижный.
Его лицо было абсолютно спокойным, словно маска изображающая полное самообладание. Но глаза... Его глаза были холодными, словно лёд, и смотрели на меня с таким презрением, что у меня перехватило дыхание.
- Ну что, - его голос прозвучал тихо, ровно, без единой эмоции. - Как провела вечер с бывшим?
***
Дверь в Варину комнату захлопнулась с тихим щелчком.
Успела ли она услышать первое обвинение отца брошенное в мою сторону? Конечно. Он сказал это достаточно громко. Но кажется, что дочь не была поражена, как в тот вечер, когда я пришла домой промокшая, замерзшая и едва живая.
Он поделился с ней своими подозрениями?
Как низко, Покровский! Как предсказуемо и низко.
И так как спектакль продолжать было больше не пред кем, и единственный зритель удалился из партера, он наконец-то смог сбросить маску. Леша снова развернулся ко мне, и его лицо, которое еще секунду назад могло казаться спокойным, теперь было искажено холодной, сдержанной яростью.
- Так что, - начал он, и его голос был тихим, почти ласковым. - Стоило твоему бывшему, этому... прославленному выкидышу из КХЛ, появиться в городе, как ты тут же бежишь к нему на свиданьице?
Он сделал паузу, давая словам достичь цели и впитаться в кожу, словно яду.
- Неужели так сложно устоять перед тупым качком и соблюсти приличия? - он произнес это с очевидным презрением, качая головой. - Меня хотя бы предупредить могла. Или тебе теперь настолько плевать на репутацию этой семьи, что ты готова выставлять нас на посмешище?
Я усмехнулась. Раз, второй. И дальше стоило расхохотаться в голос.
Господи, какой абсурд!
До меня дошла вся чудовищная абсурдность его слов.
Покровский, который изменял мне со своей секретаршей, который врал мне в лицо, стоял сейчас и сокрушался о “приличиях” и “репутации семьи”.
Ирония была настолько горькой, что у меня перехватило дыхание. Он не ревновал. Он охранял свою собственность. Свою идеальную картинку.
И любая соринка на пути - помеха к достижению целей.
Но что-то не складывалось во всем этом.
Я не оправдывалась, не отводила глаз. Вместо этого я сделала шаг навстречу, и мой голос прозвучал тихо, но с ледяной ясностью, в которой звенел сарказм.
- С каких пор тебя интересует моя или твоя собственная репутация? - я чуть склонила голову набок, будто рассматривая Покровского диковинное насекомое.
Я видела, как дрогнула мышца на его скуле. Он не ожидал контратаки.
- С тех самых, как одноклассницы твоей дочери видят, что ты флиртуешь с новым физруком за чашечкой кофе.
- Уверена, что они бы больше впечатлились твоим парным тренировкам в замкнутом пространстве машины.
- Оля! - Леша терпеть не мог повышать голос, особенно когда Варя дома. Он считал это признаком слабости, поэтому проорал шепотом. - Не перекладывай с больной головы на здоровую. Я требую, чтобы ты соблюдала в отношении него исключительную дистанцию и общалась только касательно рабочих школьных вопросов.
- Ой, да не повышай ты себе давление, Леш. Все это не важно.
- Я не хочу чтобы о тебе и Касьянове трепался весь город.
- Тогда зачем нанял его еще и к себе? - я устала от этой драмы и сделала шаг вперед, наступая на него.
Леша отстранился.
- Это исключительно в интересах детей города. Он - хороший тренер.
- Вспыльчивый дебошир, - парировала я.
- У него есть опыт и знания, которые могут принести результат.
- Неуравновешенный и нестабильный, с очевидной меткой журналистов на спине, которые нагрянут в наш городок едва Касьянов накосячит, - снова огрызнулась я. - Ты нанял его, чтобы что?
Я сделала еще один шаг вперед, заставляя его отступить к креслу.
Я знала ответ и Покровский мог не озвучивать ни слова.
Имя и репутация легенды КХЛ все еще стоят дороже вспышек гнева. А нанять бывшего своей жены, поставив его в подчиненное положение и платит ему копейки, - это идеальный способ унизить нас обоих и почесать свое ущемленное, ничтожное эго.
Он так и не ответил. Просто стоял и смотрел на меня тем ледяным, пустым взглядом, в котором читалось лишь раздражение от того, что его уличили и осмелились поставить в неловкое положение. Его гордыня была крепче любой брони, и мой вопрос просто отскочил от нее, не оставив и царапины.
И в этот самый момент зазвонил его телефон.
Он резко развернулся, чтобы посмотреть на экран, и я увидела это. Яркую, светящуюся надпись на дисплее: Соня.
Он даже не потрудился его изменить. Не стал стирать, прятать, придумывать псевдоним. Просто - Соня. Как будто его ничто и никто не может тронуть.
Уволена? Забыта?
- Наверно она хочет уточнить когда можно забрать свою трудовую книжку и выходное пособие? - саркастично заметила я.
Вся ярость, все отчаяние, вся боль, что клокотали во мне секунду назад, вдруг ушли. Испарились. Их сменило странное, ледяное, абсолютно спокойное ощущение полной ясности.
Леша сбросил вызов и закатил глаза, уже открыв рот, чтобы сказать сакраментальное…
- Это не то о чем ты думаешь.
- Я не собираюсь об этом думать, Покровский. Ты кажется меня так и не понял - мы разводимся. Для ясности, завтра я начну собирать вещи и съеду вместе с Варей, как только подберу нам жилье. Подам на развод и раздел имущества
Тело его напряглось, плечи неестественно застыли.
- Ты не посмеешь. Ты ничего не получишь.
- Еще как получу, Покровский, - ответила я, развернулась и ушла в спальню.
Надеюсь, что сегодня ночью у него хватит ума остаться ночевать на диване, иначе все, что ему достанется, это только прикроватный коврик, на который я его обязательно столкну ночью.
Глава 7
Оля.
Хуже сайтов знакомств, о которых вечно трещала моя незамужняя и вечно “в поиске того самого” подруга Аня, были только сайты по продаже и съему недвижимости.
В нашем небольшом городке выбор был невелик - либо старая хрущевка с ремонтом, который застал еще Советский Союз, но по приемлемой цене, либо что-то очень модное и концептуальное в новостройках за суммы, которые некоторые могли бы посчитать полноценной зарплатой. Ну как минимум пенсией.
Рынок недвижимости удивлял и не в самом хорошем смысле.
- А вот этот вариант? - показала Аня на экране своего гаджета.
Не квартиру. Мужчину.
- Олег,