Алекс прижимает палец к моим губам и заглядывает мне в глаза.
— Не думай о моих проблемах, пожалуйста, — произносит он хмурясь. — И тем более не произноси при мне фразу «люблю больше жизни». В текущем контексте она звучит не очень обнадёживающе.
Ладони Алекса обвивают мою талию. Он целует меня в лоб, а после зарывается носом в мои волосы. Я стараюсь не думать о том, что не мылась со вчерашнего дня. Рядом с Алексом моё беспокойство проходит. И все сомнения отступают. Я не должна поддаваться страху. Николай мне не друг. И если бы Алекс хотел сделать меня вампиром, то сам предложил бы мне это. Но он надеется, что я поправлюсь без вмешательств.
Тянусь к его губам и целую его отчаянно. Я тоже надеюсь, что буду в порядке. Но если что-то пойдёт не так, то я хочу запомнить, каковы его губы на вкус. В палату заглядывает медсестра и тут же сдаёт назад, смущённая увиденным. Я начинаю суетиться. Но Алекс остаётся спокойным.
— Я хочу кое-что подарить тебе, — произносит он и протягивает мне драгоценный кулон на цепочке. Голубой камень в оправе ловит и отражает скудный свет настенной лампы.
— Это… — начинаю я заворожённо и запинаюсь.
— Топаз, — заканчивает Алекс за меня. — Он принадлежал моей матери. Его цвет напоминает мне цвет твоих глаз. Я знаю, что это украшение старомодное, и пойму, если ты не захочешь его носить. Но можешь хотя бы хранить его у себя?
Сердце в груди бьётся будто сумасшедшее. Я смотрю на кулон, и мне трудно поверить, что Алекс всерьёз отдаёт мне нечто столь ценное.
— Я вряд ли смогу взять его в операционную, — улыбаясь, отвечаю я. — Но прямо сейчас можешь надеть мне его?
Кулон оказывается тяжёлым, массивным, почти как тот герб с рубином, что Алекс дал мне при знакомстве. Я открываю фронтальную камеру на телефоне и смотрю на себя. Потом перевожу взгляд на Алекса и замечаю на его лице облегчение. Понимаю вдруг, что он подарил мне его, потому что чувствовал, что не может ничего больше сделать. Я снова привстаю на цыпочки и касаюсь его губ своими. Каждый мой поцелуй как бы говорит: «Я всё ещё здесь. Ты меня не потерял». Алекс отвечает на мои поцелуи также отчаянно.
— Люблю тебя, Яна. Я так сильно люблю тебя!
Когда Алекс уходит, я достаю из тумбочки пробирку. Я приняла решение. Я обязательно выживу.
День операции проходит в нервном напряжении. Как назло, у Алекса возникают дела в совете. Но он обещает, что я обязательно увижу его, когда очнусь от наркоза.
— Не волнуйтесь, — успокаивает меня хирург. — Мы о вас позаботимся.
Отчего-то её тон пугает меня, и только, когда анестезиолог просит меня сосчитать до десяти, я замечаю в его руках нечто подозрительно напоминающее ту самую пробирку. Должно быть, медсестра всё-таки передала ему мою просьбу…
* * *
Я вновь начинаю осознавать себя в момент, когда мой пульс ускоряется до двухсот ударов в минуту. Он так сильно отдаёт в виски, что, кажется, тонкая височная кость не выдержит и вот-вот лопнет. По телу прокатывается жар. Одна волна за другой. И с каждым разом это становится всё более невыносимым. Будто меня поливают кипятком. Хотя нет… это не снаружи. Кипяток струится по моим венам. Это так больно. Ни один мой приступ не сравнится с этим, и даже травмы при нападении и те не были такими болезненными. Хочу пошевелиться, позвать на помощь, сделать хоть что-то. Но всё тщетно. Я будто заперта в собственном теле. Всё, что я могу — молиться, чтобы всё это поскорее закончилось.
Внезапно боль и вправду проходит. Но на смену огню приходит лютый холод. Мой пульс медленно затихает, а после и вовсе останавливается. Я перестаю дышать. Вместе с моим сердцем, кажется, останавливается и время. Вижу себя со стороны. Болезненную и бледную. Вижу главного хирурга, пытающегося спасти мою жизнь, персонал, ассистирующий ему. Меня посещает мысль, что всё с самого начала было предопределено. Не знаю, откуда она берётся в моей голове.
На третьей стадии обращения проходит и холод. Я открываю глаза прямо на операционном столе. Чувствую внутри зияющую дыру, которая требует, чтобы её заполнили чем-то. Ноздри улавливают горьковато-солёный аромат собственной крови. Люди вокруг тоже пахнут кровью. Их сердца бьются так сильно и громко, что я глохну на время. Свет от операционного светильника слепит глаза. Рядом слышится голоса.
— Что происходит?! — спрашивает хирург. — Она пришла в себя? Что с анестезией?
— Полагаю, она больше не действует, — отвечает анестезиолог.
— Что вы сделали? Только не говорите мне, что ввели ей это? Зачем? У нас ведь был шанс спасти её!
— Теперь уже поздно. Нам нужно немедленно уйти отсюда.
Что со мной происходит? Почему я чувствую себя так странно? Это тело будто не моё. Неужели это болезненное чувство внутри и есть жажда?!
Глава 31
Как же тяжко… И почему я думала, что смогу справиться с этим? Всё, чего я хочу — это человеческая кровь. Перед глазами расходятся красные круги. Провожу языком по выступающим острым клыкам. Всё верно, я изменилась. Я хотела выжить, и теперь уже ни одна человеческая болезнь, какой бы страшной она ни была, не сможет мне навредить.
Хватаюсь за голову. На выбритом месте всё ещё нет волос, но надрез уже успел затянуться. Регенерация? Не думала, что у вампиров она есть. Мне ещё много нового придётся узнать о себе. Яркий свет продолжает слепить глаза. Надо убираться отсюда. Я спрыгиваю со стола и покидаю операционную. В коридоре мигает красный свет и звучит сигнал пожарной тревоги. Полагаю, из-за меня врачам пришлось эвакуировать персонал и пациентов. Ощущение, будто попала в какой-то триллер. Того и гляди из-за угла выскочит монстр. Хотя нет, монстр ведь — это я.
Что же делать? Нужно где-то раздобыть кровь. А потом связаться с Алексом. Интересно, как он отреагирует на то, что я стала вампиром? Мне не хочется разочаровывать его, поэтому я должна постараться никому не вредить. Чёрт, как же хочется крови! В горле саднит. Меня дёргает будто в припадке. Пошатываясь, я перемещаюсь с этажа на этаж. Я не знаю, что именно ищу. Но это ведь больница, не так ли? Здесь должна быть донорская кровь.
Чем больше