Боже, хоть бы успеть…
А вдруг что-то не так? Почему она потеряла сознание? Неужели у беременных это нормально?
Выруливаю к клинике и легонько похлопываю по щекам Мышки.
— Саш? — зову ее, и она слабо мычит:
— М-м… Все хорошо…
Слишком слаба, но хоть пришла в сознание. Давлю на газ и слышу, как стон переходит в крик.
— Сашенька, потерпи, моя хорошая, мы скоро будем в больнице. Потерпи… — кричу я ей, чувствуя, как все внутри сжимается от страха за нее.
Как назло, везде пробки, и я уже жалею, что не дождался скорую. Выруливаю на встречную и тут же замечаю ГАИ. Вот черт, только этого мне не хватало. Александра снова стонет, хватая меня за руку, а я торможу, опуская стекло.
— Сержант Кановов, здравствуйте. Нарушаем!
— Сколько? — выдаю я, сжимая руку Александры.
— О, да вы мне взятку предлагаете?
— Сержант, мне некогда, понимаете? — рычу я, желая уехать прямо сейчас.
— И куда же мы так спешим? — усмехается тот, но Саша снова стонет и следом кричит так, что улыбка Кановова сходит с лица.
— Что там у вас? — Он заглядывает в салон и бледнеет: — О боги! Что ж вы сразу не сказали! Езжайте за мной!
Мужчина бежит к патрульной машине и, запрыгивая в нее, включает мигалки. Я выруливаю за ним и понимаю, что все складывается как нельзя лучше. Машины в пробке прижимаются к обочине, пропуская наш кортеж, и мы добираемся до клиники в считаные минуты.
— Удачи! Легких родов! — облегченно выдыхает сержант, видимо радуясь, что не придётся самому принимать роды, а я уже несу Сашу в отделение.
Там нас встречают и, переложив на каталку Мышкину, везут в родильное. Я бегу следом, но медсестра останавливает:
— У вас совместные?
— Да! — киваю, даже не понимая, о чем она говорит. Я знаю только одно: я должен быть рядом с ней.
— Тогда вот вам спеодежда. — Девушка помогает мне надеть накидку, словно сделанную из паутины, такую же шапочку и бахилы. На руки натягивает накрахмаленные перчатки и провожает в родзал.
— Если будет жарко, перчатки можно снять. Но не прикасаться к роженице, нашатырный спирт есть в зале, не переживайте, если плохо станет, вас приведут в чувство.
Слышу крик Саши и рвусь туда, даже не дослушав наставление медсестры. Тоже мне, слабенького нашли, да не собираюсь я терять сознание. Я сам не соображаю в тот момент, что Саша мне, по сути, чужой человек, ее дети не от меня и у меня нет никакого права находиться с ней в такой момент. Но я не сомневаюсь ни на миг, что должен быть рядом. Я люблю ее и не могу оставить, тем более сейчас, когда она такая уязвимая и беспомощная.
Я залетаю в родильный зал и устремляюсь к Саше. Она лежит на высоком столе, накрытая простынкой. Возле ее ног стоит доктор и щупает живот, давая указания:
— Так, хорошо, молодец. Теперь просто подыши. Раскрытие неполное, нельзя тужиться, терпи.
— Я больше не могу! — кричит Саша, мотая головой из стороны в сторону. Оказываюсь возле нее в ту же секунду и хватаю за руку, слыша слабое:
— Дима…
— Дыши, моя хорошая, мы справимся!
— Ты не ушел…
— Конечно, я же обещал, что не оставлю тебя!
— Спасибо… — шепчет она побелевшими губами и снова стонет.
Доктор снова проводит осмотр и выдает указания:
— Хорошо, очень хорошо, теперь потихоньку можешь тужиться!
Вокруг нас собирается куча народа: санитарки, акушерки, другие доктора, — но я вижу только Сашу, ее глаза, такие пронзительно-синие, наполненные болью. Мне хочется помочь ей хоть чем-то, и я дышу вместе с ней, стараясь держать на лице маску спокойствия.
— Тужься, Саша, давай же! — громко выдает доктор, и девушка с надрывным стоном выполняет указание. Неожиданно я слышу слабый писк, и акушерка радостно выдает:
— Первый мальчик, поздравляю! Время рождения 22.12.
Саша смотрит на меня, и из ее глаз катятся слезы. Я улыбаюсь ей в ответ и шепчу одними губами: «Поздравляю». Я пытаюсь сдержать слезы, но чувствую, как это тяжело.
К счастью, доктор возвращает нас в реальность, заставляя Сашу снова и снова тужиться. Бедная моя девочка…
Вторым рождается тоже мальчик, и последней, буквально с обессиленным криком, появляется девочка.
Детей прикладывают к груди Саши, и она, не смущаясь, целует красные головки. Я смотрю на них и понимаю, что это и есть счастье. Невероятное чувство. Какой сильной должна быть женщина, чтобы создать целых три живых существа?
— Они прекрасны, Саш… — шепчу я, вытирая слезы девушки. Она смеется сквозь плач и шепчет:
— Как и ты…
— Ну да, как я! — смеюсь в ответ, осознавая, как больно сердцу. Мне безумно хочется, чтобы они были моими.
— Поспи, ты так устала! — Глажу ее по волосам, когда детей забирают в кувезы. Они такие крохотные, что, кажется, могут поместиться в моих ладонях. Но доктор говорит, что дети настоящие богатыри для тройни. А я рад, что все закончилось.
Саша засыпает, измотанная за эту ночь, а я иду на улицу. Мне хочется подышать летним ночным воздухом. Посмотреть на этот мир, в котором сегодня стало на три человечка больше.
Глава 25
Александра
Я прихожу в себя уже в машине Дмитрия. Не понимаю, что происходит. Я потеряла сознание? Но почему? Следующая волна боли, прокатившаяся по моему телу, напоминает мне ту агонию, которую я испытала перед обмороком.
Никогда не думала, что рожать так больно. Один из малышей уперся мне под ребро и будто пытается вырваться, разорвав кожу на животе. Глажу его и пытаюсь успокоить, но снова и снова окунаюсь в этот омут нестерпимой боли.
Когда боль отступает, смотрю на Дмитрия и дышу. Это так успокаивает. Я так рада, что сейчас он со мной, ведь уверена в нем больше, чем в себе. Он сделает все, но мы с детьми не пострадаем. Глубокая складка между его бровей говорит о том, что он очень встревожен, но я не успеваю задуматься об этом и сказать хоть что-либо, ведь снова весь живот становится каменным. Меня выворачивает спазмами, и я не стону, но следом начинаю кричать от боли. Мне стыдно за то, что я не могу сдержаться, но только так становится легче терпеть.
Слышу, что мы остановились, и понимаю, что не выдержу, если мы сейчас же не доедем до больницы. Но пробка на дороге ясно указывает на то, что быстро мы не доберемся.
От этого схватка становится еще сильнее, а успокоиться нет сил. Что, если роды