Когда уже думаю закрыть ноутбук, появляется один еще — из верхушки. Без стука, но как будто со звуком: воздух меняется. Пиджак сидит как броня.
— Никольский, — кивает коротко. — Вечером приезжай ко мне. Пару проектов проговорим. Важных.
— Сегодня? — уточняю, хотя ответ очевиден.
— Сегодня. — Смотрит прямо. — Это те, которые надо делать «вчера».
— Понял. Буду.
Он уходит, а я уже прокручиваю, какие папки брать и кого предупредить.
Пишу Вике: «Задержусь. Много дел. Если что — заночую в офисе, не жди». Секунда — «прочитано». Точка от неё: «Ок. Береги себя». Жмёт горло.
По дороге заезжаю в магазин у бизнес-центра. Беру бутылку виски — хорошую, без показухи. На кассе ловлю себя на мысли, что давно ничего не покупал «для удовольствия». Всё — для задачи.
К дому начальника — ухоженная дорога, сосны, охрана, шлагбаум. Внутри — свет, тёплые стены, стекло в пол. Тихая музыка. Несколько мужчин, двое из них «крупные дядьки», один — из бизнеса, ещё кто-то из администрации. Пара женщин — «свои»: умеют быть рядом и ничего не слышать, кроме нужного.
Мы с хозяином садимся чуть в стороне. Карта района на экране, списки, цифры. Разбираем. Он говорит — я добавляю. Где-то спорю, где-то киваю. Получается. Виски наливают «по чуть». Я тяну, чтобы голова не поплыла. Живот пустой — с обеда не ел.
Музыка становится громче, разговор — свободнее. Ко мне подсаживается одна. Знакомое лицо — видели пару раз на приёмах. Спокойные руки, ровный голос.
— Слышала, у вас прорыв по проекту, — легко тянет. — Поздравляю.
— Работа, — отвечаю.
— Вы сейчас — на бегу постоянно, — улыбается. — А выдыхать когда?
— После выборов, — пытаюсь отшутиться.
Она смеётся, наливает мне ещё. Сидит близко. Смотрит внимательно — без прилипающей липкости. Говорит о «привлечении партнёров», «соцблоке», вдруг — о фильмах. Я держусь в сети разговора, как в воде: вроде плыву, но уже тянет вниз. Усталость, пустой желудок, виски делает своё.
— Вы сильно устали, — шепчет. — Это видно.
— Бывает, — отвожу глаза.
— Я рядом, — говорит так, будто просто констатирует. Ладонь — на спинке дивана, совсем рядом с плечом. От неё пахнет чем-то тёплым, не крикливым.
Я поднимаюсь, чтобы переключиться, выхожу на террасу. Холодный воздух чуть приводит в чувство. Пишу Вике: «Как ты?» Стираю. Пустой чат, где последние — мои «позже буду». В кармане вибрация — хозяин зовёт обратно: «ещё пять минут и разъедемся».
Возвращаюсь. Снова разговоры. Снова музыка. Она снова рядом. Делает шаг туда, куда я не хотел никого пускать. И я это вижу — и не торможу.
Голодный на ласку, на простое женское «хочу». Месяцами я сильный и правильный; дома — запах больницы и таблетки по часам. Мне стыдно, пока я об этом так думаю. И всё равно тянет туда, где можно не быть опорой ни для кого.
Дальше — как в плохом монтаже: смех, ещё глоток, рука на локте, «проветриться», «я тебя доведу». Машина. Тишина. Запах кожи. Слова, которые ничего не значат. Мои «не надо» и её «тихо, всё хорошо». Тёплые пальцы на лице. Короткое «сдаюсь», которое я себе никогда не прощу.
А потом — пустота. Дверца хлопает. Она оставляет визитку — белая, с номером. Скользит пальцем по моим костяшкам: «Если захочешь просто поговорить». Уходит в тёмный свет дома.
Я сижу в машине. Руки на руле, лбом облокачиваюсь. Виски догоняет. В желудке — как камень. На коврике — её визитка. Подбираю, смотрю на цифры, будто на приговор. Разрываю пополам. Этого достаточно на секунду. Потом понимаю: бумаги мало.
Открываю телефон. Экран белый, как больничная простыня. Викина аватарка. Пишу: «Ты спишь?» Стираю. Пишу: «Задержусь». Стираю. Бессмысленно. Никакое «задержусь» не покрывает то, что уже произошло.
Смотрю в тёмное стекло и вижу себя — чужого. Мужик в костюме, который рассказывает про «семью» в камеру и про «ценности» в зале. Мужик, чья жена дома пьёт воду мелкими глотками и держится из последних сил. Мужик, который только что макнул в грязь самое святое, что у него было.
Сажусь ровнее. Вдыхаю до боли. Завожу двигатель. На экране мигает «дом». В голове — нет больше никаких координат. Есть только факт: я перешёл черту. И назад, как из лифта, не выйдешь.
Глаза открываю от холода.
Стёкла в салоне в росе, машина на парковке у дома. Двор пустой, редкие фары скользят по фасадам. Я даже не помню, как сюда доехал. Руки мерзнут на руле, язык — как наждачная бумага.
Сажусь, пробую вдохнуть глубже — мутит. Горло сухое. В голове — пустоты, как провалы в асфальте после зимы. Ключи в подстаканнике, телефон разряжен. Смотрю на подъезд. Окна. Наши шторы. Там Вика спит. Или не спит. И я понимаю, что подняться сейчас не смогу. Не потому что ноги не держат. Потому что не знаю, как смотреть ей в глаза. Женщине, которая шла со мной с самого начала: склад, подработки, первый кредит, больницы, кухня на двоих. Рядом и всегда вместе.
Становится жарко и холодно одновременно. Закрываю глаза ещё на минуту — покачивает.
Дальше что? Идти наверх и играть в «задержался на совещании»? Врать? Нет. Не сейчас. Я не вывезу её голос «как ты?» Я не вывезу собственное отражение в её глазах.
Завожу. Машина ворчит, стрелка топлива почти на нуле. Поехал в офис. Ночь крошится на светофорах, как лёд в стакане. На пустых улицах легче дышать — никто не видит.
Офис пустой, охранник кивает, делает вид, что обычное дело. У меня в шкафу — сменный костюм, чистая рубашка, набор для «аварийных» ночёвок. Закрываюсь в душевой. Вода ледяная, потом горячая — до красноты кожи. Пытаюсь смыть запах ночи, смыть всё, что можно смыть. Не получается — остаётся внутри.
Бреюсь медленно, чтобы рука не дрожала. Надеваю белую рубашку, тёмный пиджак. Запонки — те, простые. Часы — не «для особых встреч», обычные. Телефон на зарядке оживает — сообщения, пропуски, рабочие чаты. От Вики — ничего. С одной стороны — облегчение. С другой — пустота.
Пью чёрный кофе из автомата. Горький до скрипа зубов. Открываю ноутбук. Вхожу в режим «дработать». Таблицы, письма, согласования. Пальцы попадают по клавишам автоматически,