– За Элджернона? – Я часто думала о нем после смерти Лилит. Меня успокаивали мысли о том, что где‑то еще живет частичка Лилит.
– Шеф считает, что миссис Дайер замышляет что‑то против ребенка. Он думает, что она разыщет его и… не знаю… отравит или сделает что‑нибудь еще. – Оскар посмотрел на меня, пытаясь понять, что я чувствую. – Он ведь не ошибается? Она на это способна.
Я плотнее закуталась в шаль.
– Господи, еще как способна. Она удавит несчастного малютку собственными руками и будет улыбаться при том. – Не спровоцировала ли я ее поиски своей угрозой шантажа? Не пытается ли миссис Дайер лишить меня средства достижения цели, тайны, которую я могу обнародовать? – И что же, черт возьми, собирается предпринять шеф?
У Оскара покраснели кончики ушей.
– Он хочет найти сыну Лилит настоящую мать. Такую, что будет защищать его любой ценой. – Он умолк, а затем добавил: – Он выбрал тебя.
– Меня?
– Шеф говорит, что ты как бульдог. Ты никому не позволишь причинить вреда Элджернону. – Уголки его губ приподнялись в нежной улыбке. – И он прав.
У меня закружилась голова.
– Но… но… – Шеф что же, хотел нанять меня няней? Возможно, я бы пошла на это. Это стало бы моей работой, хотя я надеялась, что на новом месте уже никак не буду связана с Дайерами, к тому же его жена наверняка будет постоянно заглядывать ему через плечо…
– Посмотри, что он дал мне, Дженни. – Оглядевшись и убедившись, что рядом никого нет, Оскар распахнул куртку и вытащил пачку банкнот. Очень много банкнот. – Шеф хочет, чтобы мы устроились. Оплатить нашу свадьбу и открытие собственного театра. В Ист-Энде есть здание, которое он может взять в аренду. Не «Меркурий», конечно, а, скорее, что‑то вроде балаганчика или варьете. Но… почему бы и не попробовать, правда? – Его лицо засияло от восторга. – Вместе. Мы бы избавились ото всех страшных воспоминаний, и шефом стал бы уже я.
Все было как в то первое утро, когда я сидела в гостиной миссис Дайер и смотрела на монеты. Будущее манило меня с распростертыми объятиями, а я никак не решалась в это поверить.
– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однажды я уже согласилась на сделку с Дайерами, они всегда хотят чего‑то взамен…
– Но на этот раз шеф хочет того же, что и мы. – В какой‑то миг улыбка Оскара дрогнула. – Разве не так? Я хочу сказать… ты разве не хочешь за меня замуж?
По моим жилам заструилось беспокойство. Я любила Оскара, но события развивались так стремительно. Мог ли счастливый брак строиться на тайном откупе?
– Оскар… это меня пугает. Я не доверяю Дайерам. Что бы они ни делали… в результате кто‑нибудь страдает.
Оскар испытующе посмотрел на меня своими влажными карими глазами.
– Но мне‑то ты доверяешь?
– Конечно, доверяю.
– Так тогда нам больше ничего и не нужно.
Он поцеловал меня. Солнце играло на моих закрытых веках, а ветер гладил по волосам. Я старалась, очень старалась заразиться его оптимизмом. Мне хотелось быть счастливой. В самом деле хотелось.
Когда мы отошли друг от друга, Оскар глупо улыбался. Я не смогла удержаться и не улыбнуться ему в ответ.
– Наш собственный театр, Джен. Он может у нас быть. У тебя, меня и Элджернона.
Я представила себе малыша с фотографии с большими, как у Лилит, глазами и ее темными волосами и почувствовала, как во мне растет решительность. Элджернон больше не будет сидеть на коленях у неизвестной женщины. С моей помощью ту непонятную черную маску на заднем плане заменит человеческое лицо. У него будет то единственное, чего желала для него Лилит и чего ей всегда недоставало самой, – настоящая мама.
Может, тогда она успокоится и уйдет в лучший мир.
* * *
В ту ночь во сне я снова очутилась в «Меркурии». Но не в театре, каким я его хорошо знала, а на пустыре с остатками щебня и золы. Оголенный скелет здания постепенно обгладывал прохладный ночной ветер.
Я осторожно пробиралась по неровной земле. Мои ботинки поднимали облачка пепла. Я неприкаянно бродила, как привидение, у меня щипало в глазах и першило в горле, но кашлять не хотелось. Эта пыль была драгоценной. Я могла вдыхать костюмы, декорации или некогда стоявшие в партере бархатные кресла.
Могла вдыхать ее останки.
Я, петляя, направилась к тому месту, где когда‑то стояла сцена. Из пепла выглядывали разные предметы: шлем призрака Банко, шестеренки механизмов из подвала под сценой. Повсюду стоял запах серы, будто за мной по пятам шел сам дьявол.
Здесь Лилит стояла в последний раз. Я поставила ноги на отметины и постаралась почувствовать лившуюся по ее венам силу. Но не смогла. Я никак не могла ее отыскать.
Присев, я принялась просеивать серую золу сквозь пальцы. Что‑то начало появляться. Лицо, оттиск на черной саже: черты Лилит, вытянувшиеся в посмертной маске. Ее рот зиял, как открытая рана. Глаза смотрели тоскливо, жалостливо.
В ушах у меня зазвучала тихая скороговорка. Опять налетел ветер, развеял изображение, снова смешав Лилит с пеплом.
Я резко проснулась. Комнату наполнял тусклый свет, половина кровати Доркас была пустой. Только там, где она лежала, был примят матрац.
Не совсем еще очнувшись ото сна, я поднялась, сполоснула лицо водой и оделась. Я скорее знала, чем чувствовала, что счастлива.
Только полная дура могла прийти в такой головокружительный восторг в моих обстоятельствах. Я снова противодействовала миссис Дайер. Впереди меня ждало еще много дел, связанных с открытием своего дела и усыновлением ребенка. Но мысль о том, чтобы в одно прекрасное утро проснуться рядом с Оскаром, наполняла меня теплом. Я всегда хотела быть с ним, даже в те времена, когда еще была прислугой. Если бы только все случилось при более веселых обстоятельствах…
Спустившись по лестнице, я увидела, что Берти еще не ушел на фабрику, а сидит за кухонным столом. Встревожившись, я ускорила шаг.
– Берт! Что случилось?
Но с ним ничего не случилось; он посмотрел на меня с вызовом.
– Не пойду на работу, – заявил Берти. – Если ты от нас уходишь, то я пойду жить к Грегори и Джорджиане. Они позволят мне сидеть дома весь день.
Я глубоко вздохнула. Я не была ему матерью и не могла его остановить, хоть и знала, чем это все закончится. Они либо наотрез откажутся его принять, либо начнут каким‑нибудь образом использовать; даже если бы он не работал на фабрике, они так или иначе заставили бы его зарабатывать.
Я присела, чтобы оказаться