Ее глаза закрываются, и меня охватывает неожиданное желание прижать ее к себе. Что я и делаю. Я заключаю ее в свои крепкие объятия, прижимаю к себе и устраиваю так крепко, как только могу, между своими многочисленными крупными костями. Она на мгновение напрягается от удивления, но опускается в мои объятия, когда я укладываю нас обоих на бок. В Прю все такое мягкое и бархатистое. Она — чистейшее воплощение женщины. Ее кремовая кожа сияет божественной красотой, несмотря на многочисленные царапины. Я издаю стон, когда ее бедра прижимаются ко мне, когда она прижимается еще теснее, едва сдерживаясь от желания войти в нее сзади.
— Темная. — Я запускаю когти в ее блестящие черные волосы длиной до бедер.
— Хм? — бессвязно бормочет она.
— Тебе больно? — в своем ослепляющем желании я с легкостью забыл, какая она маленькая и хрупкая.
— Нет. Просто мозги поджарились.
— Что это значит? — с тревогой спрашиваю я.
У нее вырывается тихий смешок.
— Это значит, что ты трахнул меня до бесчувствия, — хрипло выдавливает она, и я ухмыляюсь под своей маской. Она снова прижимается ко мне, устраиваясь поудобнее. От этого легкого движения у меня в груди что-то теплеет.
— У тебя есть имя? — ее тихий вопрос застает меня врасплох.
— Твой народ называет меня Пожиратель Снов.
Она поворачивается в моих объятиях лицом ко мне.
— Нет, я имею в виду то, что было раньше. Ты сказал, что был проклят. Означает ли это, что ты когда-то был человеком? — она хмурит брови, когда ее необычные лавандовые глаза смотрят на меня снизу-вверх.
— Да. — Это правда. Но кажется, что это было много жизней назад. И, возможно, так оно и было.
— Так как же тебя звали? — одним из ее пальцев она проводит по промежуткам между зубами, вонзившимися в мое горло.
Я не задумывался о своем человеческом имени так давно, что и не припомню. Тем не менее, память о том, кем я был и кем я больше никогда не стану, прочно засела в своем заброшенном уголке на задворках моего сознания.
— Торстен.
— Торстен, — повторяет Прю, и острая боль прошлого заставляет меня вздрогнуть. Она замечает это. Я вижу, как за ее необычными радужками скрывается целый мир мыслей, когда она кладет мягкую ладонь мне на плечо. — Это не английское имя.
— Это не так. Мой народ пришел сюда сотни лет назад, чтобы завоевать новые земли.
Ее глаза озаряются пониманием.
— Ты викинг?
— Я был викингом. Теперь я не более чем демон.
— Почему? — ее глаза ищут ответа в моих. — Почему ты был проклят?
Потому что я была дураком, ослепленным завоеваниями и жаждой власти и богатства. Я верил, что непобедим.
— Что случилось?
У меня перехватывает горло. Эту историю я никогда не рассказывал ни одной живой душе. Правда о том дне — всего лишь воспоминание, которое хранят мертвые.
— Мы проделали долгий путь, совершая набеги на английское побережье. Здешние жители никогда раньше не видели северян. Это позволило нам с легкостью одолеть их. Но по мере того, как росла наша щедрость, росла и наша жадность. Мы двинулись дальше и достигли подножия необычной каменной деревни, окутанной нескончаемым туманом. Рабы, которых мы захватили, кричали и умоляли нас держаться подальше. Они утверждали, что это священная деревня, наполненная темной магией.
Их испуганные глаза всплывают в моей памяти. Я должен был распознать истинный ужас в их взглядах, прислушаться к их ужасу. Но я также знал по опыту, что в особо ценных местах придумываются истории о монстрах и магии, чтобы отпугивать посторонних. И если они создали себе такую устрашающую репутацию, это могло означать только одно. Они скрывали что-то ценное за этими каменными стенами. И я хотел знать, что это было.
— Мы проигнорировали их требования, вторглись в каменный город глубокой ночью, набили наши сумки всеми монетами, золотом и оружием, которые смогли найти, прежде чем сровнять все с землей.
Я должен был заметить знаки. Заметить неестественный дым, вьющийся между зданиями. Но я этого не сделал. Только когда мои люди начали кричать, я понял, что случилось что-то ужасное.
— Они действительно владели темной магией, и один человек, в частности, владел ею с большим мастерством. Мои воины падали, один за другим уступая тьме, которая, казалось, поглотила всю деревню целиком. Я заметил мужчину, когда он взмахнул пальцами в воздухе, разгоняя тени, и побежал к нему, пригибаясь и уклоняясь от смертоносного дыма, который потянулся ко мне. Он оказал адское сопротивление.
От следующей части у меня в груди пульсирует глубокая боль.
— Я был полностью сосредоточен на нем и даже не заметил, как подошел мальчик. Острие меча пронзило мою спину, и я развернулся, не задумываясь взмахнув топором. К тому времени, как я понял, что это был всего лишь ребенок, мой топор уже пронзил его грудь насквозь. Ему было не больше одиннадцати, и он был достаточно храбр, чтобы стать воином-викингом. Свет померк в его бледно-голубых глазах, и в их блестящем отражении я увидел приближающийся ад. Это был сын обладателя магии. От горестного вопля, вырвавшегося из груди взрослого мужчины, у меня по коже побежали мурашки. Отец ребенка пожертвовал своей жизнью, но, прежде чем вонзить маленький клинок глубоко в свое сердце, он воззвал к богам, прося отомстить тому, кто забрал его сына. Он отдал свою душу любому, кто мог бы обеспечить мои вечные страдания. И, окончательно уверовав в богов, ожидая их ответа, он умер.
— И они откликнулись? — голос Прю был едва слышен.
— Кто-то откликнулся на его зов, но это был не бог. Он был воплощением смерти и страданий. В наказание за невинную жизнь, принесенную в жертву, я был проклят. Это подпитывалось моим чувством вины и сожалением о смерти ребенка, и решение о наказании было принято. Мой ад на земле был создан, когда я был вынужден следовать приказам Темного и красть детей, вечно переживая вину и ужас, которые я испытал в момент смерти того ребенка.
— Не делай этого, — глаза Прю широко раскрылись. — Просто остановись, оставь детей, у тебя есть выбор…
— У меня нет выбора. Когда смерть приказывает, я получаю награду, я обязан повиноваться. Моя свобода воли отнята, и у меня нет другого выбора, кроме как