– Да ну? Вот здорово!…
– У вас, говорят, сколько неприятностей из-за этих сапог. А меня, знаешь ведь, в ту ночь прямо с завода в больницу отвезли: печень схватило. И совсем я про сапоги-то твои забыла.
– Ничего, тетя Маша, не волнуйся. За сапоги тебе спасибо большое. Обрадовала меня. И могу еще сообщить тебе, тетя Маша, что ты вошла в историю.
– Это в какую историю?
– В мировую! – крикнул Санька, прыгая сразу через четыре ступеньки.
…Прошла еще неделя, и «музей» опустел. Шкаф Александра Букина занял свое прежнее место, только уже без замка. Видать, что-то изменилось в характере его владельца, что-то появилось в нем новое.


К нашему июльскому спедопытскому костру мы пригласили журналиста Семена Стрельцова. Во время Великой Отечественной войны он был участником легендарного рейда партизанского отряда Ковпака.
АМУЛЕТ
С. СТРЕЛЬЦОВ
Наш партизанский штаб расположился в селе Мосур. Владимир-Волынского округа.
Сюда мы – ковпаковцы – пришли на рассвете, и сразу же во все стороны, по «звездному» машруту, отправилась наша разведка: на перекрестки дорог, на мосты и в лес вышли заставы.
Резкий ветер насквозь прохватывал неширокие улицы села. Поднялась метель. Снежная пыль обжигала лицо, засыпала уши, набивалась в рукава полушубков и шинелей.
Во второй половине дня погода улучшилась; ветер стих, солнце встало на горизонте огромным огненным шаром, задорно стрекотали сороки.
И вдруг над селом показался гитлеровский самолет.
Летел он низко. Видно было по всему, что летчик чувствовал себя в полной безопасности. Партизаны дружно высыпали из домов на улицу и открыли залповый огонь.
Самолет загорелся метрах в двухстах от земли и, охваченный пламенем, стремительно ринулся от села к лесу.
Мы в это время сидели в штабе и разрабатывали план предстоящей операции.
Когда за окном послышались стрельба, шум и крики, в избу влетел адъютант Вершигоры – коренастый Яша Жоржолиани.
– Командир!… Товарищи!… – кричал он. – Наши сбили фашистский самолет!
Мы поспешили на улицу. На опушке леса горел немецкий транспортный «Ю-52». Густой черный дым огромным облаком расстилался в холодной синеве неба.
К лесу спешили партизаны, бежали местные жители.
В черном пальто, затянутом широким поясом, с трофейной «лейкой» в руках и большой винтовкой за плечами промчался, стоя в санях, партизан-фотограф Чмиренко,
– Скорее, не отставай, торопись! – крикнул ему вслед Вершигора, пританцовывая на морозе.
В штаб поступило донесение о том, что экипаж самолета взят в плен.
А вечером заместитель командира дивизии – начальник главной разведки майор Иван Юркин со своими помощниками допрашивал фашистских летчиков. Они рассказали о том, что большая авиагруппа, в состав которой входил сбитый нами «Юнкере», занята сейчас выполнением важного задания гитлеровской ставки, сообщили сведения о состоянии воинских частей противника, их дислокации, местонахождении аэродромов – обо всем, что могло представлять интерес для командования советских войск.
Передав материал по радио на «Большую Землю», мы вернулись к допросу одного из пилотов. У него при обыске была обнаружена небольшая, овальной формы пластинка, напоминавшая сплющенную пулю. На пластинке было вырезано какое-то слово.
Тускло горела походная лампа. Свет беспрестанно мигал.
В полумраке мы никак не могли разобрать эту надпись. Юркин прошелся по хате, постоял в раздумье у стола и сказал переводчику:
– Я таких вещей у гитлеровцев еще не видел. Спроси-ка, что тут за слово.
Пилот бросил взгляд «а пластинку, посмотрел вокруг и процедил сквозь зубы:
– Ковпак…
Мы не поверили своим ушам… Ковпак?
Стояла зима 1944 года. Наша партизанская дивизия имени Ковпака совершала польский рейд по тылам врага; в этом рейде Ковпака с нами не было. Мы вспоминали его часто, говорили о нем, посылали радиограммы…
Гитлеровец, заметив впечатление, произведенное на нас его ответом, повторил:
– Ковпак, – и добавил: – партизан – властелин лесов.
Он рассказал, что почти год назад получил от командования задание – бомбить береговую оборону Ковпака на реке Припяти; в те дни соединение партизанского генерала уничтожило на Припяти флотилию гитлеровских судов.
Выполнять задание пилот вылетел рано утром. У большого белорусского села Аревичи, где стоял тогда штаб ковпаковцев, попал под огонь партизан. Пуля ударила в штурвал и, отлетев, рикошетом вошла в плечо.
В память о встрече с советскими партизанами летчик сплющил извлеченную из раны пулю и ножом на пластинке нацарапал: «Kowpak». С тех пор он не расставался с пластинкой и считал, что амулет убережет его от превратностей военной судьбы…
Оказывается, попал к нам в руки «старый знакомый», фашист, бомбивший нас весной прошлого года!
– На сей раз амулет, видно, вхолостую сработал? – с иронией сказал партизан Вальтер Брун, переводчик.
Прошли годы. Встретившись после войны с Сидором Ковпаком, я сообщил ему подробности о том, как был сбит нами в польском рейде «Ю-52».
Ковпак сказал:
– Насчет того, что пленный не видел, в чем источник силы советских людей, удивляться не надо! Разве могли гитлеровцы понимать, что наш народ ведет войну справедливую, всем народом ведет… За свободу борется… под руководством Коммунистической партии!… А теперь про амулет, – Ковпак засмеялся, – могу одно сказать: не только пленного летчика, но и бешеного пса Гитлера никакой амулет не спас бы от русской. пули.

ПО СТРАННОМУ СЛЕДУ
Фантастический рассказ
Кирилл СТАНЮКОВИЧ
Рисунки С. Киприна
Заснуть я не мог, как ни старался. Здесь, на метеостанции Кара-куль, где мы заночевали, это было обычным. Человек, поднимающийся снизу из Оша на Памир, едет целый день и сюда, на Кара-куль, попадает только к вечеру. А ночью уставшему и непривычному человеку здесь плохо: высота около четырех тысяч метров, от озера поднимаются испарения; человек начинает задыхаться, это «тютек» – горная болезнь.
Мне надоело вертеться в мешке, слушать, как охает Мулик, как чертыхается Димка, как храпит Мамат, и я вышел на крыльцо.
Погода стояла невообразимая: снег и ветер. Тяжелые снежные волны неслись от озера. Они были такими густыми, что скрывали временами антенны и метеорологические будки, расположенные всего в нескольких метрах от крыльца. Луна, изредка бросавшая сквозь рваные облака слабый свет, не пробивала белой мглы снежного ветроворота.
Выл ветер, и сквозь его вой было слышно, как в отдалении глухо плескалось озеро…
И в этом хаосе внезапно раздался какой-то звук. Странный и тягостный, он заполнил воздух.