Распахнулась задняя дверь:
— Ну, здравствуй, Александр! Сделай милость, присаживайся.
Глава 7
Это какое-то дежавю. Тот же голос, та же «Волга» и снова не вовремя.
Резко дернув на себя дверь машины, решительно нырнул в салон и с грохотом захлопнул, нарываясь на классический окрик водителя: «холодильником так хлопай». Но тот смолчал. Оно и понятно, машина казённая.
Запах дорогой кожи и сигарет перебивало тяжелое, сладковато-терпкое амбре коньяка. Виктор Сергеевич сидел, развалившись на заднем сиденье. Его обычно цепкие и холодные глаза были мутными, галстук ослаблен.
— Саша… — он с трудом повернул ко мне голову, икнул и, стараясь сосредоточиться уточнил. — Ага. Александр. Ну, как дела?
— Нормально, — сухо ответил я.
Чего ждать от основательно нетрезвого человека, обладающего властью? Ничего хорошего.
— Ну, — заплетающимся языком приказал он. — Рассказывай!
— Что рассказывать? — осторожно уточнил я.
Виктор Сергеевич развел руками, закатил голову и пьяно рассмеялся.
— Ну что ты как маленький, — он приблизил лицо к моему, и я едва сдержался, чтобы не скривиться от «выхлопа». — Мне же все докладывают. Что там у вас было? На даче… Говори… как мужчина мужчине.
Он снова облокотился на спинку дивана и рывком дернул за воротник рубашки. Галстук развязался и повис на шее двумя концами. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь оценить степень адекватности. Речь замедленная, но внятная. Пьян, но не до потери самоконтроля. Скорее, в том состоянии, когда снимаются все барьеры и уходит обычная осторожность. Но мне всё-таки показалось, что он затеял очередную игру. Ну что, же. Я принимаю условия. Будем играть в озабоченного судьбой дочери отца и потенциального зятя.
Я сделал вид, что смущаюсь, опустил глаза и даже, кажется, покраснел слегка. Играть приходилось безупречно.
— Да ничего особенного, Виктор Сергеевич. Посидели, музыку послушали… Пообщались.
— «Посидели»… — он хмыкнул. — Марина… она у меня девушка горячая. Увлекающаяся. С этими… музыкантами своими. Они там не перегнули палку? Наркотики? Выпивка?
В его голосе сквозь хмельную расслабленность чувствовалась искренняя отцовская тревога.
Хотелось сострить: «Спасибо, всего достаточно», но я понимал, сейчас эта шутка не прокатит.
— Нет, что вы! — я сделал честные-честные глаза. — Конечно нет! Было вино, да. Но в меру. В основном говорили об искусстве, о музыке… Марина… она очень интересно рассуждает.
Я заметил, что его напрягшиеся плечи снова расслабились. Мои слова, похоже, совпали с тем, что докладывали его люди, и немного успокоили.
— «Об искусстве…» — он снова хмыкнул, но уже беззлобно. — Ну, ладно. Ты, я смотрю, парень трезвый. Ну, в смысле, трезво рассуждаешь. Не как эти ее ухари. Это хорошо.
Он помолчал, прикуривая сигарету. Потом выпустил тонкую струйку дыма, провёл пальцем по запотевшему стеклу и качнув головой хмыкнул.
— Душно тут что-то… — снова взявшись за воротник рубашки проворчал он. — Пойдем, пройдемся по свежему воздуху.
Это было неожиданно. Но спорить было нельзя. Хочет поговорить без посторонних ушей? Ну что-же, как говорится, я не в том положении, чтобы возражать.
Водитель тут же сориентировался, выскочил, открыл дверцу машины перед шефом, и мы вышли на прохладный ночной воздух.
Виктор Сергеевич, с силой опираясь на мое плечо, больше для демонстрации своей силы, чем из-за необходимости, решительно подтолкнул меня вперёд. Некоторое время мы шли молча, как бы проверяя, кто первый не выдержит затянувшейся паузы и начнёт разговор.
— Ну, рассказывай, — хмыкнул обеспокоенный папаша. — Чем же моя дочь тебя так привлекла, а? Кроме… искусства.
Я чувствовал, что он хитрит, изображая пьяную расхлябанность, пытается ввести меня в заблуждение, чтобы в какой-то момент перевести стрелки и вынудить меня на откровенность. Идеальный способ выудить информацию, самому почти ничего не дав взамен. Он выбрал правильную тактику, которая, возможно, является беспроигрышной в разговоре с молодым человеком, но я-то прожил жизнь, многое повидал… хотя в этом случае лучше подыграть.
— Она… не такая, как все, — начал я, тщательно подбирая слова, которые звучали бы правдоподобно и польстили бы его отцовским чувствам. — У нее свой взгляд. Она не боится быть другой. И в то же время… — я сделал паузу, — она очень одинока. Чувствуется, что ей не хватает понимания.
Я рискнул. Это была игра на грани. Но не совсем трезвый Виктор Сергеевич клюнул.
— Одинока? — он остановился и повернулся ко мне, и в его мутных глазах вспыхнул какой-то сложный огонек вины, досады, раздражения. — Да я ей все создал! Все условия! Она похулиганит, я ругаюсь, конечно, но… покрываю! А она… она назло все делает! Назло!
Он снова пошел вперёд, ещё быстрее, едва не срываясь на бег. Казалось, он старается убежать от какой-то навязчивой мысли. Отчаянно жестикулируя, не глядя на меня он наконец-то выдал то, что лежит у него на душе:
— Вот и с тобой… не знаю, что у вас там, но… будь с ней осторожен, парень. Она может поиграть и бросить. У нее это в крови. В материну…
Он внезапно остановился, будто спохватился, прервал монолог на полуслове, и замолчал, растерянно оглядываясь по сторонам.
Я догадался, что он понял, что сболтнул лишнее и разговор зашел явно не туда, и сейчас ищет повод сменить тему. Это хорошо. Я решил воспользоваться моментом и попытаться расспросить о тех, кто может прийти к власти через несколько лет. Мнение Виктора Сергеевича, который крутится в высших кругах и был ближе к определенным людям и слухам, было интересным и по нему можно было сложить определенную картину.
— Вы знаете, Виктор Сергеевич, — начал я осторожно, глядя прямо перед собой, — после ваших слов о… об осторожности… я вот о чем подумал. В газете мы постоянно пишем о руководстве, о планах, о решениях… И иногда ловишь себя на мысли: а куда всё это катится? Вот, говорят, у Юрия Владимировича здоровье не ахти… А кто его заменит? Кто сможет? Вам, наверное, виднее, вы же вроде ближе к той теме. Метель говорила, что Вы всё изнутри знаете.
Я произнес это максимально нейтрально, с наивным любопытством младшего товарища, который консультируется у старшего и более опытного.
Виктор Сергеевич нахмурился, но не из-за вопроса, а скорее, углубляясь в размышления. Коньяк и желание блеснуть проницательностью сделали свое дело. Достав ещё одну сигарету, он прикурил, покачал головой и уставился на меня внимательным взглядом