Та-ак… Значит, аферы продолжались, несмотря ни на что!
Моего знакомца Кольку Шмыгина мы нашли по мотоциклу. Я еще издали углядел у одного из заборов старый синий «Восход» с украшенным бахромой сиденьем. Даже в дом заходить не пришлось, я просто покричал у забора, повал:
— Ко-оль!
Шмыгин и выскочил в калитку:
— Саня? Снова к нам! Как там Виталик?
— Ничего! Все с гитарой… Слушай, у тебя механика знакомого нет?
— Механика… А что случилось-то? «Запор»? «ушастый»? Поди, 968-й? Или еще старее, 966-й даже? Вам зачем механик-то? У батьки моего такая же лайба, я ее, как свои пять пальцев знаю! Где, говорите? По лесной дороге, у озера… А, знаю… Ну, идите пока я нагоню.
Кольша обогнал нас на своем «Восходе» еще у гаражей… А когда мы с изобретателем добрались до озера, красный «Запор» дядя Вити уде вовсю фырчал двигателем!
Не соврал Шмыгин, починил все же! Вот вам и ПТУ…
Обратно ехали довольные, почти что с песнями. Улучив момент, я спросил дядюшку про виноград, все-таки, кладовщик, может, что-то знает.
— Виноград? Фургоны? — дядя Витя расхохотался. — Да обычная «левая» схема. Как положено, по накладным, везут что-то на юг, куда-нибудь в Дагестан, в Ставрополье. А оттуда, уже по фальшивым накладным, неучтенный виноград… и прочие овощи-фрукты! Золотое дно! Да схема известная… ОБХСС, кстати, тоже…
* * *
На лавочке, у подъезда, сидел Серега Гребенюк. Увидав меня, поднялся, подошел к машине:
— Никак, с рыбалки? Здасьте, дядя Матвей… Помочь?
— Привет, Серега! Ну, помоги, коль не шутишь.
Перетащив вещи в квартиру, Гребенюк придержал меня на лестничной площадке и протянул магнитофонную кассету, красную японскую «Соньку».
— На! Ты просил… Теперь называются Владимир Кузьмин и «Динамик».
Я, честно говоря, обалдел:
— Серег! Неужели…
— Там другие музыканты совсем. Нет ни Чернавского, ни Китаева… Ну, музон послушаешь.
— Спасибо, Сереж! Сколько должен?
— Ну, за кассету червонец. А музон за спасибо.
* * *
Кассету я послушал на следующий день, на работе. На той самой «Легенде 404», что мы использовали под диктофон.
«Я забуду, как звучит твой голос…»
«Еще вчера… были я и ты-ы…»
«Ты принимаешь солнечные ванны… и обожаешь песни Челентано…»
Ну и вот она, «Коломбина»… Подарок!
— Веселенькие какие песенки! — вернувшись из фотолаборатории, заценил Плотников.
* * *
На свой «второй день рождения» Метель все же явилась. Все туда же, в заброшенный парк. Притаранила три бутылки вкусного венгерского «Фурминта». Все выпили. Ребята хором спели битловскую «Мишель»:
— Ай лав ю, ай лав ю, ай ла-ав ю…
Кто-то притащил с собою увесистый «кассетный 'Романтик». Устроили танцы по новомодного Боя Джорджа и «Калчуре Клаб». Было довольно весело.
Решившись, я отвел «второй раз именинницу» в сторону, за деревья, протянул кассету:
— Понимаю, у тебя все есть. Но вот этого пока что ни у кого нет, точно! Даже у тебя. Наслаждайся!
Сказал, и чмокнул в щечку. День рожденье же!
— А вот и послушаю! Ребята, дайте-ка сюда маг!
— Эй, Коломбина, ты не прячь в ладони глаза… — запел Владимир Кузьмин и группа «Динамик»…
Еще в редакции, я нарочно подкрутил пленку на эту песню.
Метель выслушала ее до конца. Потом отошла к деревьям. Обернулась, позвала меня. Я думал скажет спасибо… Ан нет!
— Что ж ты ко мне клеится-то стал? — сузив глаза, с презрительной усмешкою спросила девчонка. — Ты же меня не любишь! А-а! Понимаю. От папашки моего что-то понадобилось, да?
Я стоял молча и не знал, что ответить.
— Ой-ой-ой ой-ой… Коломбина-а… — снова донеслось с кассеты.
Глава 3
«Проницательная девушка…» — отметил я, судорожно соображая, что ей ответить.
Признаться во всем? Нет, ни в коем случае! Метель та еще штучка, если догадается, что у меня есть заинтересованность в этих отношениях, так сразу же веревки из меня вить начнет! А что если сыграть на ее чувствах бунтарства? Заявить ей, что все это делается назло ее богатому отцу? Очень рискованно. Можно сделать себя заложником ее настроений. Гнуть в сторону романтики? Флирт, шутки, осторожно уйти от ответа… нет, это еще опасней. Она не дура, чтобы купиться на такую дешевку.
Вспомнив, что лучшая защита, это нападение, я пошел в контратаку.
Лёгкая улыбка тронула мои губы. Не искренняя, а скорее усталая, почти снисходительная.
— От твоего отца мне ничего не нужно, — мой голос прозвучал спокойно, даже лениво. — Ты считаешь, что обязательно должна быть какая-то причина, кроме тебя самой? И вообще, может, это ты ко мне клеишься?
Демонстрируя полнейшую расслабленность я облокотился на ствол молодого клёна, но тонкое деревце спружинило, осыпав нас оставшимися на ветках листьями. Это получилось неожиданно и весьма эффектно.
Она заморгала. Быстро-быстро. Ее уверенность дала первую трещину.
— Я?.. — она попыталась засмеяться, но получилось нервно и скомкано. — Это с чего бы⁈
— Ну давай посчитаем, — я принялся загибать пальцы. — Сначала ты заставляешь меня целовать тебя на глазах у всей твоей тусовки. Потом эти странные танцы и цветы. Потом поцелуй в щечку, и просьба проводить до дома. А теперь, когда я решил тебе просто подарить кассету, искренне, без всяких помыслов, от чистого сердца, узнав у ребят, что у тебя второй день рождения, на который тебе все дарят подарки, ты меня в чем-то подозреваешь. Может, это ты что-то от меня хочешь, а теперь проверяешь, насколько я готов играть по твоим правилам? Может, это ты ведешь свою игру, Коломбина, а я просто пешка на твоей доске?
Я видел, как она опешила. Она явно готовилась к оправданиям, к лести, к попыткам переубедить, к чему угодно, но не к такому повороту. Ее уверенность пошатнулась. В ее глазах промелькнула растерянность, тут же сменившаяся, холодным, хищным азартом. Игра пошла не по её правилам, и от этого стала для нее только интереснее.
— Я веду игру? — она выдержала паузу, собираясь с мыслями. — Какая у меня может быть игра с простым районным журналистом?
Ее взгляд снова стал острым, изучающим.
— Вот именно это я и пытаюсь понять, — парировал я. — Может, тебе скучно. Может, ты проверяешь, как далеко я могу зайти ради тебя. Может, ты просто используешь меня, чтобы позлить своего отца. В конце концов, я не самый подходящий кандидат для дочери дипломата, верно?
Я произнес это