В воздухе повисла гробовая тишина. Кивать никто не стал, но все замерли, понимая, что сейчас прозвучит нечто серьезное.
— Органами государственной безопасности на территории нашего района обнаружена и изъята книга антисоветского содержания, — он выдохнул эти слова, будто они обжигали ему губы. — Самиздат. Называется «Черное время».
— В этой… «книге», — он произнес слово с явным отвращением, — пропагандируются идеи, направленные на подрыв основ нашего государственного строя. Содержатся клеветнические измышления в адрес Коммунистической партии и советского правительства. По сути, это откровенная диверсия в идеологической сфере. Не подумайте, я не читал! Даже в руках не держал. Сообщили…
Он помолчал.
— Распространение, хранение и тем более изготовление подобной литературы, — он постучал пальцем по столу, — является тягчайшим преступлением. За чтение такой гадости можно схлопотать 190−1 Уголовного кодекса РСФСР — «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». А это до трех лет лишения свободы. Если будет доказано изготовление, статья 70, «Антисоветская агитация и пропаганда». До семи лет.
В кабинете установилась тишина, нарушенная скрипом старого кресла, в которое рухнула побледневшая, как полотно Людмила Ивановна.
— Есть серьезные основания полагать, — продолжил главред, понизив голос до доверительного, но оттого еще более зловещего шепота, — что эта книга была напечатана на типографском станке. Возможно, даже не кустарным способом. Отсюда повышенный интерес компетентных органов ко всем, кто имеет доступ к полиграфическому оборудованию. В том числе, — он окинул нас тяжелым взглядом, — и к сотрудникам нашей редакции.
Теперь все встало на свои места. Обыск, нервозность, шепотки. КГБ прочесывало район в поисках подпольной типографии. А наша редакция, с ее печатными машинками, множительными аппаратами и доступом к типографии, где печаталась газета, была естественным объектом для проверки.
— Вчерашний визит… — Николай Семенович с трудом подбирал слова, — незваных гостей, был частью этой проверки. Меня выдернули ночью, пришлось подниматься, открывать редакцию. Я приношу свои извинения, что в ваши вещи осмотрели без уведомления, но прошу вас отнестись к этому с пониманием. Органы выполняют свою работу по защите нашего государства от враждебной идеологии. Нам же с вами нужно проявить бдительность и сознательность. Если кто-то из вас что-то видел, слышал, подозревает, ваша прямая обязанность немедленно сообщить об этом мне или… куда следует.
Он не стал уточнять, куда именно. Это и так было понятно.
— На этом все. Идите. И помните, ни слова за пределами этого кабинета.
Мы молча, как призраки, потянулись из кабинета. Воздух в общей комнате казался еще более густым и тревожным. Теперь взгляды, которые коллеги бросали друг на друга, были не просто настороженными, в них читался немой вопрос: «Это не ты?» И еще более страшный: «А не подумают ли на меня?»
Серега поймал мой взгляд и едва заметно мотнул головой в сторону коридора. Мы вышли.
— Ну, вот и разгадка, — выдохнул он, закуривая с трясущимися руками. — «Черное время». Слышал о таком?
— Ни разу, — честно ответил я.
И это была правда. В моих воспоминаниях из будущего такой самиздатовской книги не всплывало. Может, ее успешно изъяли и уничтожили еще в зародыше? Или это была какая-то локальная история, не попавшая в большую историю.
* * *
Вечерний воздух был прохладен и пах прелой листвой. Я шел домой, пытаясь выбросить из головы тягостное ощущение сегодняшнего дня: вскрытые ящики, бледное лицо главреда, шепотки в курилке. Хотелось тишины и покоя.
Во дворе, на нашей привычной скамейке у подъезда, с книгой в руках сидел Сергей Гребенюк.
— Сань! — он поднял голову и оживленно помахал мне. — Иди сюда! Что-то я тебя давно не видел!
Я подошел, с любопытством разглядывая его. Выглядел он каким-то по-особому собранным. Похоже, он был явно горд собой.
— Серег, — кивнул я на раскрытую книгу. — Что это ты, читать научился?
— А, это… — не обращая внимание на шутку, он как-то торжественно положил руку на текст. — Читаю теперь. Встал на путь истинный, как ты и говорил!
— Гребенюк, видел бы ты себя со стороны, — не выдержал я и рассмеялся.
— Чего ты смеешься, — обиделся он. — Я в самом деле! Читать нужно! Пища для ума.
— Это верно, пища для ума, — кивнул я. — А что читаешь? Ефремова?
— Бери выше! Это покруче Ефремова будет. Вот, смотри.
Он закрыл книгу, давая мне прочитать название. На обложке, криво напечатанное на пишущей машинке, значилось: «Черное время».
Я сел рядом с ним, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Глаза судорожно забегали по сторонам. Мне показалось, что сейчас из кустов выскочит кто-то, и схватит за руку. А из-за угла покажется черная волга, которая увезёт нас, дураков, в неизвестном направлении на долгие семь лет без права переписки и возможности нормальной жизни в дальнейшем. Страшные перспективы нарисовались в одно мгновение.
— Где… где ты это взял? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Да тут один тип во дворе подкинул, — с готовностью объяснил Гребенюк, не видя моего ужаса. — Интеллигентный такой, в очках. Из тусовки Метели.
— Леннон?
— Ага, он.
— Серега, ты в своем уме? — прошипел я, хватая его за локоть и озираясь по сторонам. Во дворе никого не было, но из-за каждой шторы мне чудился пристальный взгляд.
— Ты чего?
— Пошли.
Я потянул его в подъезд.
— Дома есть кто?
— Никого.
— Пошли.
Мы ввалились в квартиру к Гребенюку.
— Саня, ты чего?
— Серега, ты хоть понимаешь, что это? Это же самиздат! Антисоветчина! За хранение такой книги тебя привлечь могут! На три года тюрьмы запросто!
— Чего? — его сияющее лицо стало недоумевающим, затем помрачнело. — Какая тюрьма? Я же не распространяю, я читаю для себя!
— Какая разница, — шипел я. — Уфф, с твоим то прошлым, твои оправдания будут слушать в последнюю очередь!
— Саня, да это обычная фантастика, — продолжал оправдываться Сергей. — Там ничего такого…
— У нас сегодня всю редакцию из-за этой обычной фантастики обыскали.
— Обыскали? — теперь до него начало доходить.
— Чуешь чем дело пахнет?
— Чую, — кивнул Серега, в одно мгновение став серьёзным. — И