— Пиво привезли! «Жигулевское»! — обернувшись, доверительно сообщил селянин в яркой приталенной рубахе с большим отложным воротником и серых болгарских джинсах «Рила», почему-то с отглаженными стрелками. — Давно привезли-то… А Верка, зараза, придерживает! Для своих, верно…
Кто-то впереди нетерпеливо постучал в закрытое окошко.
— Я щас кому-то постучу! — из ларька высунулась продавщица, обладательница зычного голоса. — Сказано, в девять открою! Уж и пяти минут не подождать!
— Вера! Трубы горят, милая!
— Ждите! — не терпящим возражения голосом ответила неумолимая Вера и со стуком закрыла окошко.
Будь у меня больше кадров, я бы сделал пару весьма колоритных снимков, но главный редактор предупредил, что репортаж должен быть праздничным, без всякой там остроты и злободневности. Так что я только вздохнул. Первое задание надо выполнить строго по регламенту. Это потом, когда стану маститым журналистом, смогу… а пока просто запомню этот первый праздничный эпизод.
Я шагнул за арку, где, собственно, и располагался стадион — пустое вытоптанное пространство с посыпанной серым шлаком беговой дорожкой и двумя старыми футбольными воротами. По склону холма вкопаны скамейки, на некоторых уже сидели люди, скучившиеся поближе к импровизированной сцене с пристроенной будочкой-гримуборной. На эстраде уже стояли колонки, ГДР-вский синтезатор «Вермона» и ударная установка — басовая «бочка», хэт, тарелки, и два барабана-альта. Установка сверкала, словно летающая тарелка, привлекая внимание всех мелких местных пацанов, так называемой «скелочи». Кто-то старался ударить кулаком по альтам, кто-то треснуть ладонью по тарелочкам, а кое-кто — попасть шишками в «бочку». Да, на большом барабане было написано — «ВИА 'Веселые сердца».
Хорошо хоть не «колхоз 'Светлый путь»!
Откуда-то ностальгически навеяло:
'В каморке, что за актовым залом,
Репетировал школьный ансамбль!'
Что-то скрипнуло… Дюже парни вынесли из пристройки деревянную трибуну с серпом и молотом, школьную парту — стол и три стула. Стол тут же накрыли кумачовой скатертью, а на сцену поднялось начальство в черных, несмотря на жару, пиджаках. Они то как раз мне и нужны.
— Товарищи, а где мне найти председателя или парторга?
Двое в пиджаках обернулись. Один — вислоусый толстяк лет сорока, в светлой летней кепке, второй — сухопарый, с унылым желтым лицом и большими залысинами.
— Ну, я председатель! — глухо буркнул толстяк.
— А я — парторг! — сухопарый подозрительно прищурился. — Тебе что надо-то, парень?
— Мне бы командировку отметить, — я протянул листок. — Вот, и ручка…
— А! Пресса! Так бы сразу и сказал… — промокнув пот носовым платком, улыбнулся председатель. — Давай, распишусь, а печать в сельсовете поставишь.
Примерно до обеда с трибуны лились речи, а зрители на трибунах терпеливо ожидали чествования передовиков и раздачи грамот и ценных подарков.
— Американские империалисты… В преддверье пленума ЦэКа… Мы все, как один… Повысить надои… — раздавались стандартные тезисы, но я особо не вслушивался в эти слова, даже едва не задремал, но тут зрители оживились. — Почетной грамотой награждается Иванцов, Федор Евгеньевич, тракторист… Пименова Юлия Федоровна, доярка… Иванова Клавдия…
Я успел взять несколько интервью, поснимать общие планы и выстроившихся в ряд на сцене передовиков с грамотами. Но, признаться, я откровенно заскучал. Ничего интересного не происходило, однако же я терпел, ждал чего-то особенного. Все-таки первое задание, пусть и не в официальной должности, но его нужно выполнить на «отлично», чтобы главный редактор в меня поверил.
А потом послышалась музыка и начался, собственно, праздник. Участники игр перетягивали канаты, бегали в мешках наперегонки, отгадывали загадки. С лотков продавали блины, пирожки, калитки и даже разливное пиво! Я с удовольствием выпил кружечку — по жаре-то самое то! Выпил бы и еще, но, увы, кончилось. Несознательные граждане набежали с бидончиками и раскупили вмиг!
Я сделал несколько снимков с праздничных мероприятий, тщательно следя за тем, чтобы плёнка не закончилась. А из концертных номеров мне больше всех понравилось выступление балалаечников. Очень виртуозное исполнение, закончившееся импровизацией классического «Дым над водой». Вот это было по-настоящему здорово! Знающие люди поняли, заулыбались. Парторг и председатель так и продолжали пыжиться, изнывая в костюмах от жары, практически ни на что не обращая внимания.
Не подкачал и народный хор! Красивые молодые девчонки в народных костюмах задорно пели, а зрители охотно подпевали.
— Ой ты, Порушка-Параня,
Ты за что любишь Ивана,
— Я за то люблю Ивана,
Что головушка кудрява!
А потом на сцену вышли участники местного ВИА и, слегка побренчав гитарами настраиваясь, после задорного вступления барабанщика дружно грянули в микрофоны хит этого времени:
— Не надо печа-алиться, вся жизнь впереди…
Ближе к вечеру начались танцы. Играл все тоже ВИА «Веселые сердца», но уже, как мне почему-то показалось, гораздо душевнее.
— Синий-синий иней лег на провода-а-а…
Ну, классный же диско-шлягер! Ноги сами собой в пляс пустились.
Синий-синий иней,
Синий-синий иней,
Синий-синий…
И девчонки так старательно отплясывали, с особым сельским шиком сохраняя полнейшую без эмоциональность. Стройная блондиночка в белой короткой юбке нарушив правила несколько раз стрельнула в меня глазами. Она показалась мне знакомой. Точно! Это же та самая девчонка, которая показала мне, куда идти на праздник. Я улыбнулся ей, и её карие глаза заблестели. Красотка!
Солист объявил белый танец, центр танцплощадки освободился, а парни выстроились по кругу, давая возможность девушкам сделать свой выбор.
Вновь о том, что день уходит с земли
Ты негромко спой мне…
— Извините… Можно вас? — робко произнесла та самая блондинка, приглашая меня на танец.
— Конечно, — обрадовался я. — И можно на «ты»…
— Меня Лена зовут…
— Очень приятно! Саша.
Все пройдет, и печаль и радость,.
Все пройдет, так устроен свет…
Я осторожно сжимал хрупкий девичий стан, ощущая под этой хрупкостью силу, которая присуща только деревенским девчонкам. Жаль, что песня так быстро кончилась! Лена вернулась к своим подружкам, а ВИА «Веселые сердца» неожиданно грянули «Мифов»:
Дед мой был амбалом, хоть куда,
Спортом занимался иногда!
Плясать мне, впрочем, не дали. Какой-то угрюмый амбал с приклеившейся к губе дымящейся сигареткой, выразительно толкнул меня плечом и, чтоб не осталось сомнений, просипел:
— Э, ты! Разговор есть. Отойдем?
Мама дорогая, а перегар-то — на гектар! У людей праздник, а он нахрюкался уже, да… Это не