— Они не просто посадили меня в клетку. Они привязали меня к голодному зверю и велели ему не давать мне умереть. И этот зверь… он запоминает каждую нашу атаку. Становится сильнее.
Я сглотнул, смотря на мерцающий процент. Теперь это напоминало не взлом, а армрестлинг с теневым противником, чью силу нельзя измерить.
— Значит, нужно бить быстрее, чем руна успеет адаптироваться, — тихо сказал я. — Один точный удар, на который у неё не будет ответа.
Александр горько усмехнулся.
— Легко сказать. Но откуда нам знать, какой удар станет для системы последним?
Однажды нам почти удалось взломать этот чёртовый замок.
[Доступ к рунным последовательностям 1–4 получен. Деактивация возможна]
Четыре руны на двери погасли. Но пятая, центральная, вспыхнула с новой силой, отбрасывая багровый свет.
Я попытался атаковать и её, но моё сознание споткнулось о непробиваемую стену. В висках взорвалась адская боль, интерфейс завис и выдал ошибку:
[Неопознанная рунная структура. Доступ запрещён]
Пространство вокруг меня затрещало по швам. Руины, Александр, дверь — всё поплыло и рассыпалось как мокрая бумага.
Меня выбросило из сна как пробку из бутылки шампанского.
Открыл глаза.
Я был в своей камере. Голова раскалывалась. И в этот момент здание тряхнуло с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка.
Несколько секунд тишины, а потом раздался оглушительный шум.
Тюрьма содрогалась в конвульсиях. Рёв, звон разбитого стекла и металла, дикие вопли слились в единый кошмарный хор.
Из коридора донёсся панический крик стражника:
— Руны на пятом блоке пали! Все туда!
Подскочил к решётке.
Охранников в коридоре уже не было: они умчались куда-то вниз, скорее всего, туда, где прогремел основной взрыв.
Двери нескольких камер, видимо, сломавшиеся от перегрузки, были распахнуты настежь. Оттуда высыпали задержанные, их глаза горели яростью и жаждой свободы.
Начинался бунт.
Это был шанс, и я не мог его упустить.
Приложил ладонь к замку своей двери, мысленно активируя рунные последовательности, которые подсмотрел у охранников. Интерфейс, всё ещё мигающий и явно подвисший от ошибки, напрягся.
Прошла секунда, другая… Раздался глухой, но такой желанный щелчок.
Моя решётка со скрежетом отъехала.
Я был свободен. По крайней мере, в пределах этого адского коридора.
Выскользнул в проход, полный дыма, криков и летящих осколков. С той стороны, где располагались общие камеры, послышался тяжёлый мерный топот, перебивающий остальной хаос.
Обернулся.
В клубах дыма и пыли было сложно разглядеть, кто это, но вот контуры начали вырисовываться всё чётче и чётче. И через несколько секунд я увидел в коридоре Лютого.
Он шёл во главе толпы озверевших заключённых, вооружённых самодельными заточками, обломками досок и арматуры.
Взгляд бандита, дикий и торжествующий, метался по людям, стоявшим в коридоре, и почти мгновенно нашёл меня. Я видел в этом взгляде тупую уверенность палача. Лютый ждал, что я буду обороняться. Значит, нужно сделать наоборот. Лучшая защита против дурака — внезапное и яростное нападение.
— Вот он! — проревел безумец, указывая на меня пальцем. — Мне нужна голова этого барчука!
Я оценил ситуацию.
Против двадцати остервенелых бандитов у меня не было ни единого шанса. Я резко развернулся, чтобы броситься в противоположный конец коридора, но сделал пару шагов и замер.
Из-за поворота уже доносился громкий и властный голос Окорокова, а также топот сапог.
— Подавить бунт! Никого не выпускать! Всех в камеры, сопротивляющихся убить на месте!
Дознаватель шёл в расстёгнутом мундире, с магическим жезлом в руке, а за ним строем, со щитами и дубинками, следовали стражники. Их взгляды были полны решимости. Для служащих я был всего лишь сбежавшим немагом, частью проблемы, которую нужно устранить.
Я замер в центре коридора.
С одной стороны — Лютый и его орда, жаждущие моей крови.
С другой — Окороков и стражники, для которых я был лишь помехой.
Выбора нет. Бежать некуда.
Я принял решение. Сделав шаг навстречу Лютому, сжал в кулаке крошечную, готовую вспыхнуть «Искру». Воздух вокруг моей второй руки задрожал, рождая невидимый «Щит ветра».
— Ну что, Лютый, — сказал я, и голос прозвучал на удивление громко в наступившей на секунду тишине. — Держись!
Толпа в ответ ринулась на меня. Однако, я уже не был голым дикарём, найденным на берегу реки. Адреналин ударил в кровь.
— «Искра», — выдохнул я, подняв руку навстречу взбешённому стаду полуголых заключённых.
Всю ярость, всё отчаянье последних дней я вложил в этот жест, пропуская по венам магическую энергию. Синее пламя вырвалось вперёд, сбивая с ног бегущих в первых рядах.
— А-а-а! — раздался жалобный вопль.
Толпа вздрогнула, сделав шаг назад. Позади снова громыхнуло.
Я же рванул вперед, подхватив с пола обронённый кем-то обломок стальной трубы. Гнев унижения последних дней наконец нашёл свою цель и вырвался наружу.
Первый удар пришёлся по ногам здоровенного детины, ломящегося в мою сторону как бык. Хруст сломанных костей неприятно резанул уши. Здоровяк завыл, рухнув на каменный пол. Толпа тут же сомкнулась над его головой, преграждая мне путь.
В следующее мгновение я увернулся от летящего обломка доски. Встречным движением вогнал стальную трубу в живот очередному нападающему. Тот сложился пополам с булькающим стоном.
Лютый не спешил вступать в бой, окидывая цепким взглядом начавшуюся потасовку. Заключённые ревели, сцепившись со стражей. То тут, то там слышались стоны, свирепые хрипы, приглушённый хруст сломанных костей.
Я крутился волчком, раздавая удары налево и направо и продираясь сквозь озверевшую толпу. Удары сыпались со всех сторон. «Щит ветра» защищал, но недолго. Не хватало концентрации.
На меня напирали все: и стражники, и заключённые. В долгу я не оставался, размахивая трубой по головам и рёбрам атакующих.
Яростный гул прокатился по коридору, сотрясая стены. С потолка вновь посыпалась каменная крошка. Сопротивление заключённых сначала захлебнулось под натиском стражников, не боящихся быть погребёнными заживо, но тут же восстало с новой силой.
Внутри меня кипела первобытная ярость. Каждый удар, каждый блок совершался лишь для того, чтобы расчистить путь к Лютому. Тело гудело от усталости, каждый мускул рвался от напряжения. Наконец до бандита оставалось пару шагов.
Противник злорадно смотрел на меня, с громким щелчком разминая костяшки пальцев. Его поза была полна презрительного спокойствия, но в глазах плясала жгучая ненависть.
— Ну что, птенчик, наигрался? — голос врага звучал глухо сквозь стиснутые зубы. Он медленно разжал руки, и пальцы сомкнулись на рукояти заточки, торчащей за поясом. — Покажи, на что способен баронский выкормыш.
В ответ я лишь стиснул