— Я предлагаю вам дружественный визит, — пробормотал Прохоров, но уверенности в голосе поубавилось. — В любом случае вам необходимо явиться к нам в участок для подачи заявления на вступление в права наследства. Предлагаю сразу убить двух зайцев.
Резко кивнул.
— Как будет угодно, капитан, — бросил я в лицо мужчине, и в моём тоне слышалось сдавленное бешенство.
Офицер повернулся к подчинённым, громко скомандовав:
— Подать мой экипаж для его милости.
Меня не сковали, но двое стражников встали по бокам, обозначая конвой. Проходя мимо офицера, я встретился с ним взглядом, в котором читалось сомнение, тщательно скрываемое учтивостью.
То, что Прохоров назвал экипажем, выглядело как старинная, но очень ухоженная машина. Стражник открыл дверцу, и я, стараясь сохранять вид безразличного аристократа, полез внутрь.
Салон отделан тёмным деревом и бархатом. Вместо привычных сидений здесь были установлены глубокие кожаные кресла, офицер сел напротив.
Я сидел молча и смотрел в окно, стараясь запомнить маршрут и попутно размышляя о теме нашего будущего разговора. Если барона действительно искали служивые, значит, они обязательно спросят, где я был и почему не объявился раньше. Я же совершенно не знаю всех обстоятельств жизни барона Соловьёва, поэтому любая информация, изложенная мной, будет тщательно проверена и признана не соответствующей истине. Остаётся только одно: придерживаться уже выстроенной версии с амнезией.
Примерно через час мы подъехали к мрачному зданию из тёмного камня. Над входом красовался узнаваемый герб империи — двуглавый орёл.
«Управление имперской безопасности», — прочёл я на бронзовой табличке.
Офицер провёл меня через лабиринт коридоров. Наконец мы остановились у массивной дубовой двери.
— Подождите здесь, — бросил Прохоров, скрываясь за ней.
Я остался один под бдительным взглядом двух стражников.
Через несколько минут дверь распахнулась.
— Проходите, — сказал офицер.
Кабинет был просторный, практичный, ничего лишнего. За широким столом сидел сухощавый мужчина в строгом мундире без лишних нашивок. Его седые волосы были коротко подстрижены, а взгляд голубых глаз смотрел настолько пронзительно, что, казалось, видел тебя насквозь.
— Барон Соловьёв? — произнёс он. Голос был тихим, но обладал странной силой. — Или вам больше нравится Дмитрий? Садитесь. Меня зовут Анатолий Владимирович Никифоров, и нам многое предстоит обсудить.
— Дмитрий, — легко сказал я, занимая свободное кресло. — Титулы оставим для официальных церемоний. Тем более меня уверили, что встреча будет неформальной.
Никифоров оценивающе кивнул, усаживаясь напротив. Его взгляд скользнул по моей простой одежде, задержался на запястьях без татуировок.
— Ваше исчезновение вызвало много вопросов, Дмитрий, — начал он, переплетая пальцы в замок. — А появление — ещё больше. Особенно учитывая обстоятельства гибели вашей семьи.
Вот оно. Начинается.
— Анатолий Владимирович, если бы я понимал, что происходит, меня бы здесь не было. Мои ожидания от жизни в последние месяцы сводились к миске с похлёбкой и надежде увидеть солнечный свет. Так что простите, если я не оправдал чьих-то бюрократических ожиданий.
Он даже не моргнул, глядя на меня ничего не выражающим взглядом.
— Расскажите, что с вами произошло?
Перед глазами всплыл кадр из фильма «Неуловимые мстители», где испуганный атаман с перекошенным лицом рассказывал про приключения четверых подростков, воюющих за Красную армию. На моём лице вдруг всплыла неуместная улыбка. Я закашлялся, пытаясь прикрыть её рукой.
— Простите, — проговорил я, давясь и хлопая себя по груди. — Не могли бы вы дать мне стакан воды?
Никифоров на мгновение замер, его ледяная маска дрогнула, сменяясь лёгким недоумением. Затем он взял трубку телефона и, набрав короткий номер, произнёс:
— Лидочка, будьте добры, принесите две чашки горячего кофе и что-нибудь перекусить. У нас будет очень долгий разговор.
Всё это он произнес, не отводя от меня глаз и попутно наливая стакан воды.
Вскоре в кабинет вошла женщина в строгом чёрном платье. На подносе она несла два дымящихся стакана с ажурными металлическими подставками и небольшую фарфоровую тарелку с крошечными бутербродами с ветчиной и сыром.
Ноздри уловили бодрящий аромат свежесваренного кофе.
— Спасибо, Лидочка, — кивнул Никифоров, и в его голосе впервые прозвучали человеческие нотки.
Когда дверь за ней закрылась, следователь подвинул один из стаканов в мою сторону. Пар поднимался тонкой струйкой, закручиваясь в причудливые узоры.
— Пожалуйста, угощайтесь, — произнес Никифоров, его ледяной взгляд снова был прикован ко мне. — Долгие разговоры требуют сил.
Я благодарно принял стакан, с удовольствием вдыхая приятный аромат. Сделал глоток, ощутив, как горячий напиток обжигает внутренности. И, поставив стакан на место, принялся рассказывать всё, что помнил, начиная с того самого момента, как оказался в Центральном парке голым, среди бандитов, пытающихся меня убить.
Естественно, я не забыл добавить, что не помню ничего, что происходило до этого момента.
Я говорил методично, опуская лишь способность интерфейса копировать заклинания. Всё остальное было чистой правдой: Лиска с её заклинанием «Багровая чахотка», Лютый и Малыш, ледяная вода Северной Двины, тюрьма и Окороков. Я описывал это как череду кошмаров, в которую был втянут по воле судьбы.
Никифоров не перебивал. Он сидел неподвижно, не проявляя никаких эмоций. Я умолк, дав ему переварить услышанное.
Эта история слишком абсурдная, но именно поэтому она и могла быть убедительной. Кто в здравом уме стал бы выдумывать такое алиби?
В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов.
— Значит, у вас амнезия? — наконец произнёс он. — Удобная позиция. Очень. Она объясняет всё и одновременно ничего. Вы предлагаете мне поверить в цепь невероятных совпадений, скреплённую полным провалом в памяти именно в той части, что могла бы пролить свет на происходящее?
Я развёл руками, подхватив с тарелки бутерброд и предоставляя Никифорову самому принимать решение в сложившейся ситуации.
— Знаете… — вдруг добавил он, глядя, как с тарелки исчезает ещё один бутерброд, — если бы не сыворотка правды, добавленная в ваш напиток, я бы ни за что не поверил в этот бред.
Я замер с бутербродом на полпути ко рту. Сыворотка правды. Вот откуда эта внезапная откровенность! Вот почему я выложил всё, почти всё, что знал. Но если она действует…
— Вы… — я сглотнул, глядя на собеседника. — Вы верите мне?
Никифоров тяжело вздохнул. Впервые за весь разговор он выглядел не всесильным следователем, а уставшим, измотанным человеком, столкнувшимся с чем-то, что не укладывалось в его картину мира.
— Сыворотка не