Интересно, если верить во все эти совпадения, то мои родители вполне могли быть живы? И вполне возможно, что у меня где-то в другом мире есть брат? Вот только искать их я не собирался. Зачем? С семи лет я справлялся самостоятельно, и мне было абсолютно всё равно, что сейчас делают мама и папа.
— Значит, я не просто похож на Дмитрия Соловьёва. Я действительно его дубликат? Не удивлюсь, если обнаружится, что нам нравились одинаковые девушки.
Степан замолк, наблюдая за моим мыслительным процессом и давая время обдумать его слова.
А подумать было о чём, но сейчас меня больше всего волновало не моё прошлое, и не как оно связано с прошлым барона, а моё будущее.
— А расскажи-ка мне об испытании, — попросил я старика, отбросив в сторону ненужные мысли.
Степан вздохнул. Его взгляд стал отрешённым, словно старик всматривался в пустоту.
— Испытание проходит в три этапа. Первый — кровь рода. У каждой семьи есть родовой кристалл, который хранится в имперской канцелярии магической крови. Это, скорее, формальность, а не испытание. Если портал мог тебя убить, то кристалл просто откинет в сторону на потеху публике.
— Чего⁈ — от возмущения я чуть не упал с лавки. — Ты хочешь сказать, что я мог умереть, когда приложил руку к той нише рядом с порталом⁈
Степан перевёл на меня удивлённый взгляд:
— Вообще-то я думал, что ты и сам обо всём догадался.
Возразить было нечего. Я подозревал, что всё может кончиться плохо, но чтобы с летальным исходом! До этого мои мысли не доходили.
— А второй этап? — спросил я, с опаской глядя на Степана.
Он отхлебнул из кружки, и в глазах слуги впервые за вечер заплясали искорки. Мда. С этим товарищем лучше за один стол не садиться.
— Второй этап — дарования. У каждого рода есть своя способность, в которой он хорош. Например, у Саши это ментальность. Если он захочет, то может влезть в голову человеку и заставить совершить то или иное преступление. Поэтому его и держали в тюрьме под «Узами безмолвия». И то он умудрялся прорвать покров уз и свести с ума стражников.
— А у тебя есть какая-то особенность? — поинтересовался я.
Старик кашлянул, хитро прищуриваясь:
— Есть одна. Не такая сильная, как у вас с Александром, но очень полезная. Я вижу скрытые способности предметов.
— Это как? — заинтересовался я.
— Видеть их сущность. То, что другим людям не под силу, — он достал из кармана розовый шарик и показал мне. — Видишь этот шар?
Я вгляделся в прозрачную материю. Внутри шара клубился розовый туман, но ничего необычного я не увидел. Однако интерфейс тут же выдал мне новую информацию:
[Объект: временной буфер. Локальное замедление времени. Длительность 3–5 минут. Разряжен]
— Эту штуку ты использовал, когда нас окружили имперские стражники, — протянув руку к шару, я с интересом коснулся гладкой поверхности.
Розовая дымка качнулась, словно почувствовала прикосновение. Мне даже показалось, что она замурлыкала, требуя ласки.
Степан прищурился, наблюдая за моей реакцией.
— А вот это уже интересно, — в его голосе прозвучала неподдельная заинтересованность. — Большинство чувствует лишь лёгкий холодок. А ты её потревожил. Правда, она ещё месяц восстанавливаться будет.
Старик внимательно посмотрел на меня, затем на шар.
— В этом шаре заключена частица существа, что питается временем. Обычно она спит. Но твоё прикосновение её разбудило.
Я опять посмотрел на шар. Розовая дымка в руках Степана успокоилась, словно заснув.
— Так вот, — пряча артефакт в карман, продолжил старик, — чтобы пользоваться хронофагом, требуется не только умение, которое у меня есть, но и опыт. Я, к примеру, могу почуять любую аномалию издалека.
— Как медведь, — усмехнулся я, откинувшись на спинку стула.
Степана такое сравнение ничуть не смутило. Он поковырялся в глиняной миске, отыскивая более сочный шашлык, и, подняв кружку, предложил:
— За дарования!
— За дарования! — подхватил я тост, звонко гремя своей кружкой о его.
— Именно, — Степан отпил и поставил кружку на стол с таким видом, словно хлебнул божественный нектар. — И теперь о втором этапе. Там не будут просить показывать фокусы. Тебя вывернут наизнанку, чтобы понять, какое умение основное.
— Погоди, — перебил я слугу, — ты хочешь сказать, что моё основное умение должно быть таким же, как у моего отца?
— Это не обязательно, — отмахнулся старик, — генетика вещь хрупкая. Это как волосы на голове: и в маму, и в папу, а, может, и в прапрадеда.
Картина постепенно прояснялась. По сути, эти испытания показывали, насколько человек может быть полезен империи. Наверняка от них зависело будущее испытуемого. Деньги, власть и даже карьера — всё это служило на благо государству.
И, кажется, я начинал понимать, по какой причине от Аверина пытались избавиться таким негуманным способом. Сильный менталист мог запросто начать государственный переворот. Однако и убить жалко: вдруг когда-нибудь пригодится?
Любой человек согласится делать что угодно, лишь бы выбраться из клетки, в которой был заключен годами. Воля будет сломлена. Хорошая марионетка в чужих руках.
— Испытания каждый год меняются, — продолжал свою мысль старик. — Никто заранее не знает, с чем ему придётся столкнуться. Но одно неизменно: основной навык играет решающую роль.
Шашлык отправился в рот слуги, и он замолк, выбирая перо лука понежнее. Размеренный гул аппарата перестал меня нервировать, превратившись в фоновый звук. Его время от времени заглушал громкий храп Александра.
После обильной еды и выпивки меня постепенно начало клонить в сон. Видимо, сказывалось напряжение последних дней. Мысли текли вяло, с неохотой. Я тряхнул головой, вдруг вспомнив об обещании Окорокова добыть информацию об испытании. Эта мысль прочистила сознание лучше любого кофейного напитка.
— Степан, — заговорил я, заставляя себя сосредоточиться. — Есть один момент. Окороков, дознаватель, пообещал достать для меня информацию о заданиях этого года.
Старик перестал жевать. Александр на мгновение стих, будто прислушиваясь.
— Окороков? — слуга медленно положил остатки шашлыка. — Этот трус полез в такое? Интересно… И какой ценой?
— Ценой моей помощи в его тюремных делах. Он отчаянно пытается вернуть расположение начальства после бунта.
— Гм… — Степан откинулся на спинку скамейки. — Если он не врёт, это в корне меняет дело. Но доверять этому типу нельзя ни на грош.
— Я и не доверяю. Но что если