— Ба-а-а, смотрите-ка, новенький! — раздался чей-то хриплый голос. — Как мышь беленький!
Меня грубо втолкнули внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась. Я прислонился к холодным прутьям решётки.
— Эй, шкет! — ко мне подошёл коренастый верзила.
Его проницательные глаза смотрели с вызовом:
— Место на нарах есть, но оно не бесплатное. Чё по понятиям скажешь?
— Я здесь по ошибке, — честно заявил, глядя в глаза верзиле. — Мне нечего вам дать.
— Ошибка, — хохотнул мужик, оскалив гнилые зубы. — Щас мы её исправим. Будешь спать у параши. Место почётное.
Параша — деревянное ведро в углу — была главным источником зловония.
Кажется, я начинал понимать. Это что-то типа проверки. Если провалюсь сейчас, меня сломают.
— Не буду там спать, — твёрдо ответил здоровяку.
— А мы тебя заставим, — верзила сделал шаг вперёд, а две «шестёрки» обступили с флангов.
Мой измученный мозг, привыкший искать глюки и несоответствия, вмиг проанализировал их позы.
Верзила — силач, но неповоротливый, тянется для захвата.
Правый суетлив.
Левый пытается действовать скрытно.
Сон это или нет, но инстинкт самосохранения сработал на ура.
Когда верзила бросился на меня, я не отступил, а наоборот, сделал короткий шаг вперёд, уходя с линии атаки, и поставил подножку. Здоровяк с размаху грохнулся на каменный пол.
Тот, что справа, не ожидал такого. Он замер на мгновение, и мне этого хватило, чтобы резким ударом ребра ладони приложить по горлу. Спасибо урокам самообороны. Сообщник захрипел и схватился за шею.
Левый попытался ударить сбоку, но я уже видел, как его плечо уходит вперёд, и успел присесть, отправив встречный удар в солнечное сплетение. Он сложился пополам с булькающим звуком.
Всё заняло несколько секунд.
В камере воцарилась тишина, нарушаемая лишь хрипом верзилы, пытавшегося подняться.
Я стоял, тяжело дыша и чувствуя, как боль в спине возвращается. Адреналин схлынул, но расслабляться было рано…
— Кто ещё хочет поговорить по понятиям? — спросил я, внимательно окидывая взглядом каждого из обитателей камеры.
Ко мне никто не подошёл. Но я поймал на себе десятки колючих, враждебных взглядов.
Похоже, я перешёл черту.
Я стал угрозой.
Именно в этот момент дверь камеры с лязгом распахнулась.
— Все на места! Не двигаться! — в помещение ворвались трое стражников с дубинками. Их взоры сразу же устремились на меня, стоящего над тремя корчащимися телами.
— Это он! — сразу запищал кто-то из узников, указывая на меня пальцем. — Он устроил бучу! Пытался всех перебить!
— Он! Он зачинщик! — подхватили другие. Послышались испуганные и подобострастные нотки.
Я не стал сопротивляться. Просто поднял руки, показывая, что сдаюсь. Это оказалась ловушка, и я в неё попал.
Меня быстро скрутили, не давая ни шанса на объяснения. Один из стражников подошёл ко мне и со злой усмешкой ткнул дубинкой в грудь, ехидно заглядывая в глаза.
— Ну что, непомнящий? Уже очухался? Бунты устраивать? Щас тебя наш дознаватель так освежит, что все подробности вспомнишь. И сроку прибавит, будь уверен.
Меня грубо выволокли из камеры под злорадные вздохи сокамерников.
Что ж, похоже, этот сон собирался доставить меня в самое пекло.
Глава 2
Довольные лица стражников не предвещали ничего хорошего. Я снова очутился в тёмном коридоре, вот только на этот раз народу здесь прибавилось.
— Лицом к стене, — проорал мне в ухо худощавый детина, больно ткнув дубиной в спину. Кожу обожгло, холщовая рубаха напиталась каплями крови.
Меня прижали к сырому камню лицом, пропуская отряд вооружённых до зубов бойцов. Размеренный топот солдатских сапог прогремел в полуметре от меня.
— Эй, Мишка, что тут у вас? — спросил один из конвоиров, останавливая кого-то из бегущих.
— А ты чё, не знаешь? Афанасьев сегодня с катушек слетел, — говорящего я не видел, но в его голосе чувствовались напряжённые нотки.
— Да ладно⁈ Он чё, сегодня в ночной был?
Ответа я не услышал. Наступила тревожная пауза.
— А ты-то чё такой хмурной? — продолжал расспрашивать конвоир.
— Тут такое дело, — замявшись, ответили ему за моей спиной. — Понимаешь, этой ночью я должен был дежурить, а у меня дочка родилась вечером. Вот Афанасьев за меня и вышел.
— Ничего себе! Сочувствую, — пробасил конвоир, и его хватка слегка ослабла, давая мне возможность повернуть голову.
Солдата я не разглядел, но его сгорбленная спина и опущенная голова говорили красноречивее любых слов. Вина, отчаяние и ужас читались в позе.
— Принесла же нелёгкая этого узника в наши казематы, — раздражённо произнёс он, сплёвывая на каменный пол.
— И не говори, — поддержал товарищ, похлопав свободной рукой по плечу. — Рассказывают, что его хотят спрятать подальше от людских глаз, чтобы даже намека не было на его существование.
— Может, проще убить?
— Ты чё⁈ — возразил стражник, снова приложив меня лицом к стене. — Знатная особа из благородного рода. Такое только с указом Императора можно провернуть.
— Да уж!
Шершавый камень вдруг вздрогнул. На мою голову посыпалась мелкая крошка. Тихий гул прокатился по коридорам, заставляя даже стражников настороженно замереть.
— Это ещё что такое? — в голосе конвоира послышался неподдельный ужас.
— Да норм всё, — ответил ему солдат. — Пятая руна слетела, вот Никитич и вызвал верховного мага. Видать, руны восстанавливает. А у вас-то чего?
— Да вот бунт в седьмой камере, — продолжали болтать товарищи, будто ничего не произошло.
— В седьмой? — удивился солдат. — Там же Пахан сидит!
— Вот его то на лопатки и положили, — хмыкнул конвоир, больно ткнув в бок дубиной.
Я захрипел, понимая, что ещё парочка таких ударов, и мои почки будут плеваться кровью.
— Резвый пацан, — прозвучало за моей спиной, и снова послышался нарастающий гул.
Во второй раз тряхнуло не по-детски. Каменная крошка сыпалась с потолка, а по стене поползла тонкая трещина.
— Эй, это уже на «норм» не тянет! — крикнул солдат, и в его голосе впервые прозвучала паника.
Гул нарастал, превращаясь в оглушительный рев. Казалось, само здание тюрьмы стонало от невыносимой нагрузки.
Внезапно свет погас, погрузив коридор в кромешную тьму. На секунду воцарилась тишина.
— Я, пожалуй, пойду, — услышал за спиной голос солдата.
— Давай, давай. А то