— Ничего нет, — произнёс Александр. — Обычный завал.
— Не совсем, — вмешался Степан. Его взгляд скользнул по груде бурелома.
Пёс постоянно крутил носом, то и дело утробно порыкивая. Из густого тумана, стелющегося между болотными кочками, послышался булькающий звук. Затем другой, чуть левее.
Я насторожился, внимательно прочесывая интерфейсом местность.
[Обнаружены множественные враждебные сигнатуры. Класс: болотная нечисть. Уровень угрозы: средний]
Степан откинул в сторону котомку с травами, вооружившись любимой тростью. Звук повторился, только уже за нашими спинами.
— Приготовиться, — шёпотом произнес старик, вытягивая из трости длинный стальной штырь, напоминающий шпагу.
Александр слегка прикрыл глаза, и, используя свой дар менталиста читать чужие мысли, даже самые примитивные, прошептал:
— Шестеро, и они нас окружают.
Бесшумно ступая по мягкой почве, вышли сразу три существа. Монстры были не выше колена, с кожистыми, покрытыми бородавками телами цвета заплесневелой глины. Их перепончатые лапы заканчивались длинными острыми когтями, а на безглазых сплюснутых головах зияли огромные пасти, усеянные игольчатыми зубами.
Они обнюхивали пространство вокруг, издавая противные клокочущие звуки. Пригнувшись к земле, твари медленно окружали нас.
— Ещё трое, — тихо произнёс Александр за моей спиной.
Пёс ощетинился, его рычание переросло в низкий гул.
— Спина к спине! — скомандовал Степан, и его шпага со свистом рассекла воздух. — Вот вы и познакомились с гаргункулами, — со злорадной улыбкой заявил он.
Самый крупный гаргункул вышел вперёд, издав пронзительный визг, тем самым он дал стае сигнал к атаке. Сразу трое болотных монстров прыгнули в нашу сторону.
Виконт взмахнул алебардой, заставив ближайшую к нему тварь отпрянуть. Две других уже заходили с флангов. Пёс с яростным лаем бросился вперёд, вцепившись в лапу приближающегося монстра.
— «Телекинез»! — крикнул я и резко выбросил руку в ту сторону.
Невидимая сила отшвырнула гаргункула от пса, и монстр с оглушающим визгом кувырнулся в грязь. Мой зверь остановился, неодобрительно глянув. Я в ответ пожал плечами: «Мол, извини».
— Так его! — крикнул Аверин, обретая второе дыхание и отражая атаку очередной твари.
Степан тем временем работал клинком с убийственной эффективностью. Его движения были точны и экономичны. Каждый удар оставлял глубокие раны на телах тварей, и следующие два гаргункула замертво рухнули на землю.
— Используй руны, — рявкнул Степан, прикрывая мне спину.
Я послушно вызвал «Фаербол», на миг пожалев, что выбрал вчера вместо него «Телекинез». Огненный шар, размером с пинг-понговский мяч, вырвался из моей ладони и врезался в пасть гаргункула.
Тварь ни на секунду не остановилась, просто поглотила его, взвившись прямо над моей головой. Ещё миг — и когтистые лапы вцепятся мне в лицо, разрывая тонкую кожу.
Перехватив алебарду, я сделал выпад вперёд и принял монстра на стальной наконечник. Гаргункул, налетев на древко, вдруг замер, его тело неестественно вздулось, а из пасти и ушей повалил едкий дым.
— Бросай! — проревел Степан.
Я не успел. С оглушительным бабахом тварь разорвало, во все стороны полетели клочья кожи, меня с ног до головы окатило ядовито-зелёной слизью и горящими внутренностями.
Наступила тишина, нарушаемая лишь нашим тяжёлым дыханием. Пёс, успокоившись, тыкал носом в мою ладонь, словно проверяя, всё ли в порядке.
— Неплохо, — Степан вытер клинок о рукав и вставил его обратно в трость. — Но в другой раз бей «Фаерболом» заранее.
— Понял, — выдохнул я, чувствуя, как адреналин медленно отступает.
Следующие полчаса мы втроём, обливаясь потом, растаскивали гнилые стволы и откатывали камни от странного завала. Монотонная работа, требующая только физической силы, постепенно стала надоедать.
— Слушай, Саша, — решив хоть как-то облегчить труд, задал вопрос, который уже давно меня мучал, — а как ты научился ментальности? Есть какая-то руна?
Виконт усмехнулся, хватая следующий булыжник и откидывая его в сторону. Постепенно сквозь груды ветвей начала проступать стена. Не грубая каменная кладка форпоста, а гладкая тёмная поверхность, отполированная временем до зеркального блеска.
— Нет такой руны, — приводя меня в изумление, ответил Александр, — это моя особенность. Я таким родился.
— Так же, как у старика — внутренний взор? — решил уточнить я.
— Угу, — ответил Саша, не вдаваясь в подробности.
Я остановился, тяжело дыша и обдумывая услышанное, а в голове уже рождалось множество новых вопросов.
— А как это? Быть менталистом.
Виконт задумался, подбирая правильные слова.
— На самом деле это очень тяжело. Я всегда слышу чьи-то мысли. Иногда я слышу твои. Прямо сейчас ты постоянно думаешь о еде: «Хочу есть. Когда это кончится⁈ Вот бы сейчас жареную курицу…» — Александр беззлобно ухмыльнулся, стирая пот со лба.
Он замолчал, увидев, как я побледнел. Мысль о том, что все твои самые постыдные, мелкие и личные мысли кто-то постоянно слышит как навязчивый шум, была пугающей.
— Понимаешь? — голос виконта стал тише и слабее. — Это не выбор. Я не «включаю» и не «выключаю» это. Это как дышать чужим воздухом. Постоянный гул. Даже в лесу я слышу эмоции зверей, они проще, как у трёхлетнего ребёнка. Но они есть, и их много.
— А о чём сейчас думает Степан? — шёпотом спросил я, косясь на старика.
Александр улыбнулся:
— Прямо сейчас он думает о том, что камень у следующего валуна подозрительно круглый, и ему это не нравится. А ещё вспоминает, как в молодости пил вино с девушкой, у которой были веснушки.
Степан, услышав это, лишь хмыкнул, не отрываясь от работы.
— И ты всё это… постоянно? — с трудом выдохнул я.
— Постоянно, — Александр с обречённой простотой потёр виски. — Сначала это сводило с ума. Потом я научился отстраняться, пропускать сквозь себя и не вникая.
Виконт посмотрел на меня, и в этом взгляде я впервые увидел не весёлого чудака, а просто уставшего человека.
— Быть менталистом, друг мой, это вечное одиночество в самой гуще толпы. Потому что ты всегда знаешь, что на самом деле о тебе думают. И это знание отравляет. Вот почему я предпочитаю ваше со стариком общество. Его мысли — как ровный гул потока. А твои… — он снова усмехнулся, — я слышу не всегда. Только самые честные и наивные, когда тебя переполняют эмоции. В остальное время словно стоит непробиваемый щит, будто ты намеренно отгораживаешься от всего мира.
Больше я не стал расспрашивать Аверина, хотя безумно подмывало спросить, что