С этими словами Бригандос оставил нас одних.
Все произошло в точном соответствии с планами предводителя: преодолев расстояние в шесть льё, с наступлением сумерек мы добрались до упомянутой пещеры, где Бригандос успел сделать необходимые приготовления к предстоящему обряду посвящения, детали которого нам отчасти были уже известны. Климентина, завзятая противница христианской веры, с праздничным настроением воспользовалась удобным случаем осквернить ненавистные ей обряды; я, в отличие от подруги, очень волновалась и с душевным трепетом ожидала начала церемонии; как вы знаете, меня трудно заподозрить в ханжестве — мои взгляды на религию вам прекрасно известны; однако я еще не избавилась до конца от некоторых привычек и опасалась, смогу ли преодолеть их. Привычки эти диктуются нам чувством стыдливости, поэтому женщины никак не могут от них отделаться. Подчиняясь смехотворному обычаю, мужчины и по сей день судят о нас по нашим религиозным убеждениям, вот почему даже весьма неглупые, преданные философии женщины предпочитают скрывать свое свободомыслие. Но разве существует что-либо общее между нравственностью и убеждениями? Как? Вас осмеливаются называть развратницей, причем только потому что вы отказываетесь верить смехотворным басням, оскорбляющим здравый смысл человека? Ах! Если бы мне позволили, я бы неопровержимо доказала, что развращенность намного больше отличается от безбожия, чем от суеверия; даже священники, почувствовав себя в безопасности от упреков окружающих, иной раз творят постыдные дела; но женщина, любящая добродетель из приверженности к ней, подчиняющаяся ей по искреннему зову сердца, будет всегда действовать открыто, лицо такой женщины — подлинное зеркало ее души, и, следовательно, она не запятнает себя преступлением, которое, если и произойдет, она не в состоянии будет скрыть.
Вы спросите, не боюсь ли я адского пламени? Но кто, кроме ханжей, сможет с этим пламенем ныне управиться? Полагаясь на свои молитвы, святоши презирают адский жупел, так что страх грядущего наказания не останавливает ни их, ни противников религии — одним словом, безнаказанность, превратившись в привычку, дает свободный выход дурным страстям верующего, тогда как безбожник, постоянно подвергающий себя ограничениям, подчиняется лишь велениям собственного сердца и законам разума; очевидно, безбожник никогда не нарушит эти священные для него правила.
И вот начинается обряд посвящения... Мне бы не хотелось останавливаться на подробностях разыгравшегося в пещере действа... Прежде всего от нас потребовали подчиниться обычаям, укоренившимся в Японии после того, как в ее города проникли голландцы... Но это было только вступление. Символ, почитаемый каждым католиком, священный залог католического культа, выносится перед нами, и, хотя не все христиане относятся к названному предмету с равным благочестием, от нас требуют еще большей жертвы: мы должны были хладнокровно осквернить эти почтенные предметы, так чтобы возврат в лоно христианской Церкви сделался бы для нас совершенно невозможным. Трудно даже себе представить, с какой презрительной отвагой наши новые подруги подавали нам пример, с каким невозмутимым спокойствием подражала их действиям Климентина; вначале я прямо-таки трепетала от страха; тут на меня обрушился целый град насмешек: мне сказали, что грубая материя не способна сообщаться с духовной субстанцией — разве Господь может принимать какую-нибудь материальную форму или пребывать в забвении? Если мы будем поклоняться чему-то материальному, то, по сути дела, уподобимся невежественным идолопоклонникам. Чуточку осмелев, я подчинилась требованиям окружающих и никогда об этом впоследствии не сожалела. То что последовало, напугало меня несколько больше. Если в первом случае мы ограничивались только действиями, то во втором мы вынуждены были говорить. Как вы поняли, я отреклась от христианской веры; о, какие ужасные слова я тогда произносила — смысл их сводился к тому, что я отдавала свою душу и тело во власть дьявола.
Когда с клятвами было покончено, мы спустились в ров, вырытый прямо посреди пещеры. Повергнувшись ниц, мы вторили нашему предводителю, который молил дьявола, чтобы нам всегда сопутствовала удача. По завершении церемонии Бригандос предъявил нам следующие требования: 1) мы не должны отрекаться в будущем от принятой нами веры; 2) мы никому не расскажем об этой церемонии и о действиях, которые могут произойти в дальнейшем; 3) отрекшись от христианства, мы никогда к нему не вернемся; 4) мы оставляем навсегда даже саму мысль о Верховном Существе и отныне поклоняемся только демону; 5) при всяком удобном случае мы обещаем присваивать себе добро ближнего; 6) наконец (что меня несказанно удивило) мы поклялись всегда помогать слабому, если его притесняет сильный, и при любой возможности облегчать несчастья окружающих.
Этим правилам мы обещали следовать.
Церемония завершилась роскошным обедом; за столом царили пристойность и веселье; среди новых друзей, которые ни словом, ни жестом не оскорбляли нашей стыдливости, мы чувствовали себя совершенно спокойно.
Утром мы опять отправились в путь; маршрут наш оставался прежним. Бригандос пообещал нам рассказать об основах и этике цыганской религии, об обычаях и нравах ее приверженцев. Вечером мы расположились на ночлег посреди одинокого острова, поросшего непроходимыми зарослями. Пока женщины готовили ужин, предводитель, желая выполнить недавнее обещание, поведал нам кое-что весьма интересное.
«Болгары, напавшие на Византийскую империю, не удовлетворились захваченными землями, хотя некоторые из завоевателей и остались жить в покоренных провинциях. Большая же часть их, привыкшая к кочевой жизни, повернула к северу и постепенно рассеялась среди лесов Галлии, по течению рек Рейн и Везер; другие же направились в сторону юга и в конце концов добрались до Тахо и Геркулесовых столбов; почти все болгары принадлежали к числу последователей манихейской веры и в странах, где им доводилось останавливаться во время своих постоянных странствий, стремились распространять принципы манихейства. Мы являемся потомками этого народа, и следуем его очищенной религии. Мы верим, что в природе есть некое существо, которое направляет все сущее; однако мы видим, что это существо, признаваемое нами созидателем, творит по преимуществу зло, а не добро, следовательно, поступает жестоко и несправедливо. Вы, кстати говоря, называете подобное существо дьяволом; мы решили последовать здесь вашему примеру. По сути, наш создатель ничем не отличается от вашего. По каким-то странным соображениям вы считаете его добрым, а мы, наоборот, считаем его злым; вы просто не удержались от искушения признать мир творением разумного бога, преисполненного величия и добродетели. В этом вопросе мы оказались в сравнении с вами