Представляю себе, каких трудов стоило Вам сохранять вежливый тон в беседе с де Бламоном, и, тем не менее, Вы явно погорячились; меня крайне беспокоит то, что президент умолчал о Вашей с ним ссоре. Вчера он отправился в замок Бламон, откуда, как он меня уверял, Софи давно уехала. По моим сведениям, девушка до сих пор пребывает в замке. Несколько дней тому назад я получила от нее письмо, переданное мне в величайшей тайне от президента; я не пересылаю Вам это письмо, потому что в нем Софи рассказывает только о своем аресте в монастыре сестер-урсулинок, то есть о событии давно уже Вам известном. Мне удалось наладить связь с замком Бламон: оттуда я буду получать письма Софи вместе с точными сведениями о том, что с ней произойдет в дальнейшем. Пока она находится в замке и президент отправляется туда. Он уверял меня, что Софи покинула замок. Де Бламон по-прежнему обходится со мной ласково... О друг мой, есть ли у нас верные улики? Изобличил ли себя президент? И мы не трепещем от ужаса! О Небо! Судя по всему, мы должны испытывать величайшие опасения. Прежде чем запечатать письмо, мне следует выяснить местопребывание Дольбура...
Слуга возвращается... Нет, президент отправился в путешествие один, а Дольбур пока еще не выезжал из Парижа. Какова была цель этого визита?.. Несчастная Софи, никакие родственные узы не удержат этих похотливых злодеев от преступления. Президент, по-видимому, раскаивается в том, что раньше он щадил Софи как любовницу Дольбура. Боюсь, как бы президент не увлекся идеей нового, по счастью воображаемого злодеяния...
Теперь я должна поговорить с Вами о моей Алине; слишком долго мы с Вами беседовали о разных негодяях, я утомилась и хочу приклонить голову к добродетели. Алина Вас целует; она чуточку взволнована. О визите к Вам президента ей пока ничего не известно. Впрочем, лицемерие де Бламона ей, как и мне, начинает внушать опасения. Привыкшая встречаться с Вами каждую неделю, Алина расстраивается из-за того, что ей приходится отказываться от этих свиданий; я призываю ее быть мужественной, и мы обе Вас целуем.
Письмо сорок восьмое
ЛЕОНОРА — ГОСПОЖЕ ДЕ БЛАМОН
Ренн, 22 января
Моя любезная матушка, меня обвинили бы в непочтительности к родителям, если бы я не сообщила Вам о благополучном начале процесса о наследстве. Мое неожиданное возвращение в Бретань удивило многих; некоторые же были крайне огорчены этим. Целая толпа сомнительных родственников в мое отсутствие растащила на части имение графини де Керней. Теперь я забираю у них эти владения, а мои несчастные родственники, которые, разумеется, не могут ничем подкрепить свои смехотворные претензии, пребывают в отчаянии. Я веселюсь от души, видя, как при одном моем появлении все эти мелкие барончики превращаются в ничто; я сравниваю себя с бурным северным ветром, который в мгновение уничтожает паразитические растения, успевшие зацвести под благосклонными лучами солнца. Вы назовете меня жестокосердной и злой, но я не отклоняю Ваших упреков: Вы же сами как-то говорили мне, что неприятности ближних иной раз заставляют нас испытывать приятнейшие чувства. [65] Ну, а если мы и обогащаемся в придачу?
Граф де Боле переслал нам официальный ответ, полученный им из Испании. Испанцы обещают незамедлительно вернуть нам часть золотых слитков; если так, то мы, очевидно, скоро станем богатейшими дворянами Бретани. С таким блестящим состоянием в провинции делать нечего, и мы переедем в Париж; богачам пристало жить в центре удовольствий; когда удовлетворяются любые желания, люди стремятся к наибольшему их разнообразию. Таким образом, мы опять будем жить рядом с Вами. Как видите, у нас достаточно поводов для переезда в Париж. Разве Вы не старались наставить меня на путь истинный? Слава моего обращения принадлежит Вам. Какая забота! Но я опасаюсь того, как бы Вас не постигла неудача! Что ж, призову сердце на помощь рассудку. Но и мое сердце, по Вашим словам, порочно... Нет, нет, я не согласна с тем, что у меня черствое сердце, ведь оно горячо бьется в моей груди от нежной любви к Вам. [66]
По-видимому, я обречена на самые неожиданные встречи. Так, недавно я снова увиделась с господином и госпожой де Берсак; эти достойные люди ставят спектакли в Ренне. Некогда они являлись свидетелями моих сценических успехов, это немного польстило моему самолюбию; кстати сказать, встретившись с четой де Берсак, я вспомнила крошку Софи, которую Вы представили мне в Орлеане. На вид она симпатичная, и мои старые друзья берутся сделать из нее актрису, если Вы, конечно, на то согласитесь. С фигурой Софи, как мне думается, девушке не пристало заживо гнить в монастыре, не лучше ли приносить пользу людям, нежели утомлять Господа бесполезными молитвами? Если Ваша добродетельная душа пришла в возмущение от моего проекта, то я предлагаю Софи занять место горничной в моем доме, как только мы устроимся в Париже. Молодежь должна работать: выплачивать девушке пенсию за то, что она, затворившись в монастыре, предается благочестивым размышлениям, — значит выбрасывать деньги на ветер. Мне бы не хотелось Вас огорчать, но если малышка не пожелает трудиться, то я без малейшего сожаления о ней забуду. Я не раз говорила Вам, что самое худшее — это покровительствовать бездельникам: мы нарушим тогда все общественные законы и уничтожим мораль.
Как только Вы примете какое-нибудь решение, сразу же мне сообщите; я считаю для себя великой честью исполнять Ваши приказания. Я и Сенвиль целуем Вас и нежную Алину. Примите наше искреннее уважение.
Письмо сорок девятое
СОФИ — ГОСПОЖЕ ДЕ БЛАМОН
Замок Бламон, 29 января
О сударыня! Почему мне приходится сообщать Вам о таких мерзостях? Неужели я родилась на свет лишь затем, чтобы испить чашу страданий?.. И потом, как осмелюсь я рассказать Вам всю правду, ведь господин де Бламон — Ваш законный супруг? Вы