20
Самое нежное мясо, как утверждают, — у отроков. Некий немецкий пастух, по необходимости вынужденный питаться такой ужасной пищей, затем продолжал потреблять ее уже из удовольствия. Он подтвердил, что лучшее мясо у мальчиков. Одна старуха в Бразилии сообщила португальскому губернатору Пинто абсолютно то же самое. Святой Иероним подтверждает сказанное: во время своего путешествия по Ирландии он столкнулся с принятым среди пастухов обычаем есть детей, причем, по его словам, они выбирали мясистые части тела. Относительно двух приведенных выше фактов см. «Второе путешествие Кука», том II, стр. 221 и далее. (Примеч. автора.)
21
Каннибализм, разумеется, не относится к числу преступлений. Впрочем, из-за него могут совершаться преступления, но сам каннибализм вне моральных оценок. Ныне трудно определить причину его происхождения; господа Мёнье, По и Кук много писали по этому поводу, но так и не решили данную проблему. По, мне кажется, лучше всего справился с этой задачей в томе I «Исследований об американцах», и, тем не менее, когда внимательно читаешь и перечитываешь его рассуждения, чувствуешь себя столь же малознающим, как и до знакомства с книгой. Определенно, можно утверждать лишь то, что этот обычай на нашей планете являлся общепринятым, что он так же стар, как мир.
Но вот источник первичного побуждения, заставившего одного человека подать на обеденный стол кусок своего собрата, абсолютно не поддается определению. Однако в результате углубленных исследований удалось определить четыре причины, в силу которых каннибализм превратился в общераспространенное явление. А именно: суеверие или религия (что почти всегда воспринимается как синонимы); неумеренный аппетит (имеющий ту же подоплеку, что и женские приступы истерии); мщение (многочисленные исторические факты надежно свидетельствуют в пользу трех указанных причин); изощренный разврат или утонченные потребности (что также подкрепляется другими историческими свидетельствами). Но утверждать определенно, какая именно из означенных причин породила этот обычай, не представляется возможным. Человечество само по себе является здесь виновником. Какое-нибудь частное лицо, движимое одной из четырех перечисленных причин, отведало человечины. Затем оно рассказало о своих впечатлениях, расхвалило новый вид пищи, а его соплеменники мало-помалу последовали его примеру. Мне кажется, академии с полным правом могли бы учредить премию для того, кто убедительно объяснит нам возникновение этого обычая. (Примеч. автора.)
22
Знаменательное обстоятельство, но такое же презрение к беременным капитан Кук отметил на Счастливых островах Южного моря. Подобный обычай распространен и в некоторых азиатских и американских землях. (Примеч. автора.)
23
Бедный Сармиенто ничего не ведал о том, что такие приемы высокопоставленных лиц во Франции так и не спасли их. Когда господин Сартин решил прибегнуть к такому пошлому средству, его тут же отправили в отставку. Не так уж много влиятельных лиц, воровавших, по правде говоря, неумело, оставались безнаказанными. Зато некий писарь парижского прокурора, прибыв из Испании, за тридцать лет приобрел ренту в шестьсот тысяч ливров, так что говорить о том, будто бы на королевской службе себя разоряют и поэтому ее приходится оставлять, — редкая наглость, достойная скорее выведенного здесь презренного авантюриста. Между тем, на свободу этих наглых жуликов никто не покушается, имущество их не конфисковывается, жизнь их протекает спокойно, а какого-нибудь несчастного лакея отправляют на виселицу за кражу пяти су. Подобные противоречия побуждают их презирать государство, безразличное к ним. (Примеч. автора.)
24
Животными духами называют электрический флюид, циркулирующий в полостях человеческих нервов. Любое ощущение возникает от колебаний этого флюида. Именно благодаря ему мы испытываем чувство боли или удовольствия. Одним словом, это единственный вид души, существование которого признается современными философами. Рассуждения Лукреция, знай он об этом флюиде, были бы правильней, ведь все его идеи подводят нас к этой истине, хотя она и осталась для него недоступной. (Примеч. автора.)
25
«Очень просто понять, — говорит Фонтенель (между прочим, самый деликатный из наших поэтов), — что можно обрести счастье в любви без того, чтобы сделать женщину счастливой. Существуют наслаждения сугубо личные, которые нет смысла разделять с другими, и подобные наслаждения пленительны. Стремление делать счастливыми других объясняется себялюбием или же суетностью; невыносимая гордость — соглашаться быть счастливым, лишь когда разделяют твое счастье… Разве султан в своем гареме не кажется в тысячу раз более скромным? Он наслаждается неисчислимыми удовольствиями, вовсе не тревожась тем, что никто, кроме него, их не вкушает. Исследуйте тщательно человеческую душу, и вы откроете, что хваленая деликатность есть дань, уплачиваемая себялюбию. Никто не хочет быть кому-нибудь должным». (См. «Диалоги мертвых: Сулейман и Джулия Гонзага», стр. 183 и след.) Подобные рассуждения встречаются у Монтескьё, Гельвеция, Ламетри и других; их всегда одобряют истинные философы. (Примеч. автора.)
26
Разница достигает 3 982 фунтов воздуха, которые оказывают на нас то или иное давление в зависимости от Времени года. Следует ли удивляться тому, что вследствие этого мы чувствуем себя по-разному в различные времена года? (Примеч. автора.)
27
Этот мерзкий обычай, по-видимому, заимствован у живущих по соседству готтентотов, среди которых он широко распространен. Крайне удивительно и то, что капитан Кук неоднократно наблюдал то же самое явление во время своих плаваний, особенно в Новой Зеландии. (Примеч. автора.)
28
И в самом деле, доблесть и жестокость имеют одно общее направление, которое позволяет их смешивать. В чем заключается доблесть? В приглушении самого что ни есть естественного чувства самосохранения. А жестокость? В пренебрежении к сохранению жизни других людей. Движение души, впрочем, в каждом из этих случаев состоит в подавлении естественного закона. Вот почему ошибаются те, кто утверждает, будто бы жестокий человек никогда не может быть храбрым, ведь храбрость, при правильном понимании данного слова, есть всего лишь один из видов жестокости. С философской